Данил Корецкий - Допрос с пристрастием

Вчера Лис прогулялся пешком по набережной и, улучив момент, нарисовал мелом на опоре Южного моста знак доллара, только перечеркнутый одной черточкой, а не двумя. В век увлечения «граффити» рисунок не привлекал внимания и даже терялся на фоне жирных разноцветных линий, уродующих любую, необязательно гладкую, но просто ровную поверхность. Между тем скромный меловой чертежик содержал важную информацию для того человека, которому быт адресован, а именно — обозначал место и время завтрашней явки. Конечно, такие сигналы — из арсенала разведки, а не уголовного розыска, но в связи с удобством Лис их оттуда и заимствовал, опустив чрезмерные сложности, вроде сигналов о постановке и съеме знака. В конце концов, агенты существуют не только у разведок, но и у милиции, и он стремился обхитрить не государство в лице контрразведывательных органов, а босяков, среди которых даже покойный Гангрена или Ваня Карман особой изощренностью не отличались.

И вот сейчас, в отстойнике списанных на металлолом судов за грузовым портом, он встретился с человеком, один вид которого быт способен скомпрометировать любого собеседника. По лицу, манерам, одежде, лексикону и десятку других признаков это быт опытный уголовник, матерый зэк, сын тюрьмы…

Но Лиса это не смущало. Именно такие люди осведомлены о жизни криминального дна.

— Здорово, дружище! Чертовски рад тебя видеть! — Он совершенно дружески пожал руку сомнительному знакомцу, взял его под локоть и повел по грязному берегу, вдоль черной, в разводах нефти воды, между ржавыми остовами катеров, буксиров, торчащих из реки и перегораживающих путь сухогрузов и барж, которые приходилось обходить.

— Что-то происходит, дружище, — начал Лис озабоченным тоном, чтобы агент проникся серьезностью задачи. — Залепили несколько «мокряков» — один за другим. Кто, что — неизвестно… Вообще глухо! Похоже, не наши работают…

— Я слыхал, Михалыч, — сказал спутник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Голос у него был глухой, с привычными блатными интонациями. — Но эти вещи не перетирают,[9] сам знаешь. Да я в последнее время и отошел от дел, мало кого вижу…

— Во-во! — Оперативник назидательно похлопал агента по согнутой сутулой спине. — Если сидеть на жопе, то сорока на хвосте новостей не принесет! Давай, влазь обратно в дела, скажи — «воздуха» не хватает.[10]

Агент пожал плечами.

— Его и так не хватает. Ты знаешь, Михалыч, я всю жизнь ворую, а не разбогател. Вот скажи, откуда столько богатых взялось?

Лис хмыкнул.

— Ты философию не разводи. Я ведь не по этой части, да и ты тоже. Давай, влазь в дела, бей хвостом, поднимай муть, ищи информацию. Если где-то вылезет оружие, или заезжие «спецы», или какая байка про киллеров — вцепляйся зубами, руками и ногами!

— А не отрубят руки-то? — спросил собеседник и тяжело вздохнул.

— Ты чего как девочка? — удивился Лис. — Первый раз, что ли?

Агент вздохнул еще раз.

— Устал я, Михалыч. Годы свое берут, здоровье уходит. А главное, в душе что-то перевернулось…

— Подлечим душу, не бойся. На вот, держи…

Лис достал пятьсот рублей, потом пошарил по карманам, добавил еще двести, протянул. Рука с купюрами повисла в воздухе.

Было тихо, только плескалась покрытая радужной пленкой вода. Пахло ржавым железом и унынием. Агент бросил окурок в воду, махнул рукой и взял деньги.

— Эх, Михалыч! Да разве я об этом…

— А о чем?

— Ты сколько человек посадил? — вопросом на вопрос ответил агент.

— Пс-с-с… Да что я, считал? Много, наверное…

— И убивать, знаю, приходилось…

— Было. Но к чему ты завел шарманку?

— Не снятся они тебе?

— Ну, ты даешь! Ты скоро будешь проповеди читать! Снятся только невинно убиенные! Запомни — невинно! На моей совести ни одного невинного нет! Тебе же тоже те двое у ИБС не снятся?

— Те не снятся. Другие снятся. И наяву приходят.

— Да брось ты! Что-то не узнаю своего старого другана! Опер обнял агента за плечи, прижал, потряс.

— Это ты от безделья заржавел. Сейчас войдешь в работу, ржа и оботрется. Ну, чего ты расклеился?

— Не знаю… Старый стал. Да и изменилось все вокруг. Все сдают, всё сливают, за бабки что угодно сделать можно. Воровские короны продаются! Менты все продажные, прокуроры! Времена нынче паскудные… Сейчас нужна крепкая подписка…

— Я — твоя подписка! — раздраженно сказал Лис. — Мало, что ли?

Но опомнился и изменил тон на сочувственно-дружеский.

— Я тебя хоть раз подводил, дружище?

— Нет.

— А продавался? Или кого-нибудь подставлял?

— Тоже нет. Ладно, я пошел. Бывай.

— Давай. Только выходи там же, где зашел.

Последнюю фразу он произнес не случайно. Через несколько минут у Лиса должна состояться встреча еще с одним агентом, и «светить» их друг перед другом не следовало.

— Бывай, Михалыч…

На этот раз они обошлись без рукопожатия. Лис долго смотрел в согнутую спину. Потом встряхнулся, с силой провел руками по лицу и, лавируя между гулкими корпусами барж и катеров, пошел к другому концу этого кладбища металлолома. Встреча с агентом Лешим прошла хоть и не очень сердечно, но в целом успешно. Она отняла много нервной энергии и душевных сил. Теперь предстояла встреча с агентом Горгулей, и на нее следовало выходить в отличной форме.

Через триста метров, между изъеденным ржавчиной сухогрузом и лежащим на боку танкером его ждал человек. По внешнему виду манерам и повадкам он был похож на предыдущего, как брат-близнец.

— Здорово, дружище! — широко улыбаясь, Лис потряс не очень чистую ладонь. — Чертовски рад тебя видеть!

На следующий день Спиридонов поехал в область. Пастряков встретил его настороженно. Но все-таки приподнялся с места и протянул руку:

— Что такой возбужденный, будто за тобой черти гнались?

Новый мэр Придонска, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, словно из него выпустили воздух.

— Вчера опять приезжали москвичи насчет порта. Я подписал все бумаги.

Белесые глаза заместителя губернатора медленно выкатились из орбит. Его бледное лицо приобрело предынсультную — синюшно-багровую окраску.

— Ты что, охрене-ел?!! Распоряжаешься федеральной собственностью?!

Николай Николаевич встал по стойке «смирно», вынул из папки и положил перед вице-губернатором лист бумаги.

— Извините, Сергей Петрович… Распоряжаюсь собственной жизнью. Вот заявление об отставке. Пусть другой им отказывает. Только тогда его отнесут на кладбище, а они придут к вам. Вы, конечно, другое дело — у вас возможностей больше, да и охрана…

Пастряков натужно, с хрипом, перевел дух и машинально потянул за узел галстука, словно тот пытался затянуться на шее удавкой. В глазах плескался страх. Он хорошо помнил многозначительную фразу из «Крестного отца»: «Если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно…» И ему явно не хотелось встречаться с москвичами, а тем более им отказывать.

— Пошли, лично губернатору доложишь…

Но мэр Придонска отрицательно мотнул головой. Он уже принял для себя решение, и перечить начальству стало намного проще.

— Извините, Сергей Петрович. Это не мой уровень. Пока я мэр, надо городскими делами заниматься. Скоро отопительный сезон, а теплотрасса не готова… Если примете решение освободить — приказывайте, передам дела кому скажете!

Ему позвонили вечером. Бесцветный сухой голос Пастрякова быт холоден:

— Работай пока… Губернатор сказал — тебе на месте видней!

— Спасибо за доверие, — скрывая радость, ответил Спиридонов.

Но вице-губернатор не клал трубку.

— А что они тебе принесли? — будто невзначай спросил он.

— Ни-че-го! — уверенно, по слогам, произнес мэр. — Я слышал, они второй раз ничего не предлагают. И цена за порт уменьшилась в два раза.

На другом конце провода вздохнули.

— Да… Вначале задействуют интерес, потом страх, — сказал Пастряков, будто размышляя вслух. — Учись, Спиридонов!

Начальственный басок сменился короткими гудками.

Мэр медленно, чтобы не спугнуть удачу, опустил телефонную трубку на аппарат.

«Не учи ученого, дядя! — презрительно посоветовал он далекому Пастрякову. — Я за тебя под пули не пойду!» Правда, этот совет он дал даже не шепотом, а мысленно. А к самому себе обратился уже вслух.

— Молодец, Коля! — тихо сказал он и постучал костяшкой среднего пальца по умной голове. — Всех обвел!

И действительно, проявив изворотливость и мудрость, он враз сохранил жизнь, должность и стал миллионером! Теперь он почувствовал себя настоящим мэром. И эта работа ему нравилась. Правда, Коломиец как огня боялся областного начальства. «Руки вяжут, кровь пьют, пернуть без спроса не дают!» — частенько жаловался он. Из-за этого страха и погиб. Надо было больше киллеров бояться! Те стреляют — и жизнь кончается. А областное руководство… Когда вопрос встал ребром, не захотели подставлять свои лбы!