Горячий угон - Корецкий Данил Аркадьевич

Немного беспокоила погода: если опять хлынет ливень, то церемонию могут перенести в вестибюль… Но удача всегда была на стороне Гавроша: тучи расходились, и редкие капли уже не закрывали обзор через лобовое стекло…

Время тянулось медленно, но Гаврош привык ждать. Сердце билось, как всегда ровно и размеренно. В 14:55 он занял исходную позицию в ста метрах от культурно-развлекательного центра. Дождь прекратился, сквозь промоину в тучах выглянуло солнышко. Ровно в пятнадцать ноль-ноль церемония началась. Судя по скучившимся у здания репортёрам с видеокамерами, микрофонами и фотоаппаратами, Шевляков как раз держал речь перед заметно увеличившейся толпой пожилых людей, собранных за обещание бесплатной помывки. Гаврош подъехал поближе и стал в хвост автомобилей, которые привезли участников. Достал из внутреннего кармана компактный монокуляр «Штурман» восьмикратного увеличения, прильнул к нему, отрегулировал резкость и осмотрел «президиум».

Высокая площадка перед входом служила импровизированной трибуной, на которой рядом с оратором стояли представители районной власти и другие официальные чины. Они разительно отличались внешним видом от людей, которые внимательно слушали внизу. Отличия были не только в одежде. Сам Шевляков – грузный, с изрядным брюшком, стараясь казаться своим парнем – выходцем из народа, надел под дорогой серый костюм гавайскую сорочку с расстегнутым воротом и тоже выделялся среди строгих галстучных пар соседей. Но от этого не переставал быть своим: важные и значительные лица, осанки и манеры у хозяев жизни были одинаковыми, и этим они отличались от унылого электората куда больше, чем одеждой… Хотя Шершня многие не любили и прозвище ему дали неспроста: слишком часто он больно жалил любого, кто ему мешал, не разбирая друзей и врагов. Впрочем, друзей у него было немного.

После недолгого митинга, рассчитанного в основном на то, чтобы репортёры успели запечатлеть торжественность момента, Шевляков перерезал алую ленту на входе, и ряды присутствующих стали быстро редеть. Почетные гости разъехались по другим запланированным мероприятиям, изображавшая благодарных жителей толпа жаждущих помывки ринулась внутрь здания, репортёры принялись спешно грузить в микроавтобусы свои фото- и видеокамеры, штативы, аккумуляторы и прочую аппаратуру… Вскоре площадка перед КДЦ практически опустела. Лишь сам Шевляков неохотно отвечал на вопросы подловившей его настырной старушки и нетерпеливо озирался в ожидании, пока его водитель-охранник подгонит чёрный «Мерседес», стоящий метрах в тридцати. Можно было подъехать прямо сейчас, но старушка вполне могла испортить все дело, поэтому Гаврош не спешил. Он раскатал надетую на голову балаклаву, достал из перчаточного ящика, который российские водители почему-то называют «бардачком», свой потертый инструмент, взвел курок и приспустил передние стекла.

Наконец машину подали, Шевляков с трудом погрузился на переднее, отодвинутое почти до конца сиденье, и «Мерседес» тронулся в сторону поворота к городу. Гаврош включил двигатель и быстро набрал скорость, сокращая дистанцию. Минутная стрелка жизни «объекта» пошла на последний круг… Догонит ли Гаврош его на дороге, поравняется ли на светофоре, перехватит ли при выходе из машины, – неважно! Как самонаводящаяся торпеда, он захватил цель, и у нее не было ни единого шанса…

До поворота в сторону города оставалось около сотни метров. «Мерс» шел по середине дороги, и Гаврош стал обходить его справа. Конечно, обходить слева и стрелять вправо удобней, но тогда расстояние больше, к тому же на линии огня оказывается водила… Понятно, что его жизнь ничего не стоит – профессионалы цинично замечают: «В земле всем места хватит», – но он закрывает цель и может испортить выстрел! Впрочем, для Гавроша, который одинаково стрелял с двух рук, подобные трудности не имели значения.

Когда машины поравнялись, Гаврош оказался в метре от цели. Сквозь тонировку было видно, как недовольный Шевляков, развалившись, что-то раздраженно выговаривал водителю. Гаврош выставил левую руку в окно, так что срез глушителя оказался почти у стекла «Мерса».

– Чек! – тихо щелкнул выстрел, лязг затвора оказался даже громче, но звуки растворились в шуме двигателей и гуле приближающегося шоссе, как будто их и не было. Но они были: в затемненном стекле и в затылке Шевлякова образовались соосные отверстия, голова «объекта» с силой мотнулась влево, сгустки серого вещества вперемешку с кровью брызнули на водителя. Тот каким-то чудом в последний момент успел наклониться к рулю, а может, сделал это не специально – просто так совпало, но как бы то ни было, а пуля его не задела.

Инстинктивно шофер резко нажал на тормоз, «Мерс» провалился назад, а «КИА», поскрипывая дешёвым пластиком салона на «волнах» размягчившегося за лето асфальта, уже неслась во весь опор, выжимая из двигателя последние лошадиные силы. Снова пошел дождь – мелкий и противный.

«Баня очищает не только тело, но и душу», – почему-то некстати вспомнил Гаврош. А может, как раз кстати. В конце концов, он работал чисто: «исполнил» одного Шершня. И не то что сочувствовал водителю, но был рад, что не выполнил лишнюю работу: ведь ему платили только за «объект». А работать бесплатно он не любил. К тому же, когда слывешь «чистоделом», надо поддерживать репутацию: ювелирная работа всегда оплачивается выше, чем кровавая бойня, устроенная каким-нибудь дебильным «мясником»…

Он привычно глянул в зеркальце: «Мерседес» наполовину выскочил на обочину и стоял, упершись в дерево и перекрывая багажником правую полосу движения. Из-под приоткрывшегося капота шел пар – больше никаких признаков жизни там не наблюдалось. Как, впрочем, и никаких признаков смерти – обычная авария…

Не сбавляя скорости, «КИА» вписалась в поворот, заскрипели шины, возмущенно рявкнули клаксоны подрезанных машин. Но Гаврош не обратил на это внимания, а оскорбленные водилы, на свое счастье, не стали пытаться проучить нарушителя.

Гаврош сорвал балаклаву, сунул во внутренний карман куртки, бросил пистолет в «бардачок», достал телефон, нажал цифру «1».

На этот раз Авил схватил трубку сразу, не успел полностью закончиться первый гудок.

– Говори! – рявкнул он.

– Посылка отправлена, – меланхолично сказал Гаврош. – Слово за тобой!

– Отлично! – голос изменился: тревожная напряженность исчезла, и Гаврош был уверен, что Авил расслабился, облегченно откинулся на мягкую спинку кресла и на его физиономии появилась та самая мерзкая улыбка. – В девять на пирсе грузового причала рыбзавода, Моня принесет деньги… А завтра я накрою тебе богатую поляну!

Гаврош отключился. Он знал, что все переговоры в районе ликвидации будут зафиксированы и попадут в список для отработки. И хотя меры предосторожности приняты, в этот список лучше не попадать… Надо как можно быстрее рубить хвосты! И в первую очередь избавиться от «паленой» тачилы! Поэтому он не поехал по путепроводу в город: ушел вправо, развернулся под мостом и вновь вырвался на ту же трассу, только теперь ехал в обратную сторону, как несколько часов назад, когда направлялся к КДЦ. Однако на этот раз не проехал поворот к аэропорту, а свернул на него.

Прямая длинная дорога упиралась в здание аэровокзала, но чтобы въехать на площадь, надо было преодолеть шлагбаумы и парковочные автоматы перед ней. Однако многие бережливые граждане предпочитали не заезжать на платную парковку и, не взирая на запрещающие знаки, оставляли машины прямо здесь, прижавшись к обочине и надеясь на всегда выручающий «авось»… Так же решил поступить и Гаврош. Он пристроился в хвост длинной очереди нарушителей правил дорожного движения, которая, очевидно, выстроилась за штрафами, если спасительный «авось» вдруг не сработает.

С облегчением выключив двигатель, он уже хотел перевести дух, но тут сзади появился бело-синий полицейский «Форд» с включенной «люстрой».

– Водитель «КИА» госномер «652» прошу выйти из машины и приготовить документы, – железным голосом объявил динамик.

«Что-то очень быстро», – Гаврош набрал полную грудь воздуха и потянулся к «бардачку»: на такой случай у него имелся только один, но многократно использованный и безотказный документ.