"Комплекс Супермена". - Андрей Мансуров

врача, женщина объяснила, что ничего необычного в этом нет: нормальная реакция женщины, получающей удовольствие от… своей работы! И таким странным способом снимающей нервное напряжение. От неудовлетворённости некоей моральной составляющей этой самой работы.

Неудовлетворённость, как предполагал, но никогда не спрашивал Михаил, очевидно, состояла в том, что Мона ещё в самом начале своей «карьеры» вынуждена была самой себе признаться, что… Чертовски любит это дело. То есть — без секса не может прожить даже пары дней.

Он не знал, чем вызвана такая странная особенность её организма: то ли это — естественная, так сказать, природно-наследственная черта, то ли — как это сейчас модно, результат неких пластоопераций кое в каких областях тела, и коррекции реакций нервных узлов… То ли — просто некая мутация. Результат повышенной радиации на Нью-Луизиане, откуда Мона была родом.

Может быть, именно поэтому Синельников и не помышлял никогда связать свою судьбу с Моной.

У него просто не хватит на такое здоровья!

Так что он, конечно, и потел, и, достигнув пика, рычал, невольно стискивая иногда точёную талию и крутые бёдра так, что на них появлялись синяки, на которые Мона реагировала неординарно: можно было подумать, что она действительно мазохистка, и получает от насилия над собой дополнительное наслаждение!..

Но Синельников мозгом, трезвым рассудком, понимал, осознавал: та, что вызывает у него столь бурный оргазм — принадлежит не только ему. А точнее — не только и не столько всем пожелавшим снять её кобелям… А исключительно — себе самой.

Тому живущему в глубине её души извращённому сознанию, заставляющему снова и снова делать это!

С не то, чтоб совсем уж первым попавшимся…

А с мужчиной, подобранным по собственному разумению и вкусу.

Нет, у Моны он никогда не станет — единственным.

Да и ладно.

Откатившись, утерев пот с лица предплечьем, и полёживая на боку, он с интересом рассматривал её казавшееся сейчас таким хрупким и слабым стройное тело. Странно, но вот именно в таком, расслабленном и беспомощном состоянии, оно возбуждало его ещё сильней.

Может, он действительно — отлично замаскировавшийся изощрённый садюга?..

Да, тело, вроде, не обременено выдающимися мышцами — в качалке Мону никто и никогда… Но Михаил отлично знал, что когда это тело бьётся в судорогах экстаза, ему ничего не стоит сбросить с себя и «господина». Так что то, что он часто оставлял синяки на рёбрах «малышки», иногда было вызвано просто — желанием удержаться. Сверху.

Но вот она и пришла в себя: ресницы затрепетали, и веки поднялись. Цвет огромных глаз Синельников для себя обозначал как васильковый, хотя особого смысла в этом не было: васильков он никогда не видел, поскольку на том, что осталось от так называемой праматери-Земли, никогда не был. Да и никто из людей Союза там за последние четыре сотни лет не был. Если, конечно, не считать людьми обитавших в загаженных пром. отходами и радиоактивных руинах мутантов — тех, кому не повезло тогда с эвакуацией.

Мона поморгала, словно собираясь с мыслями. Потом Синельников заметил осмысленное выражение в глазах партнёрши: похоже, вспомнила, что собиралась сказать:

— Легче?

— Да. — он улыбнулся ей, — Да.

— Отлично. Ну, колись теперь: чего там такого случилось, что ты смотрел на меня, и на всё окружающее так, словно у тебя в руках — гранатомёт, а перед тобой — монстр из ужастика. И ты сейчас нажмёшь на спусковой крючок, чтоб увидеть, как по стенам разнесёт его кишки!

Синельников снова рассмеялся: легко и непринуждённо. Лёг на спину. На груди у него тотчас возникла миниатюрная головка с растрепавшимися и чудесно пахнущими волосами:

— Не ржи, как обкурившийся марихуаны баран, а облегчи душу. Сегодня психоанализ от доктора Моны — бесплатно. Бонус. В подарок, так сказать. За добросовестную работу.

— Ладно, госпожа психоаналитик. Расколюсь. Сегодня нам пришлось атаковать корабль противника… — Синельников рассказывал о подготовке операции, стараясь снова воспроизвести внутренним взором мельчайшие её детали — иногда это действительно помогало вспомнить и обратить внимание на такие моменты, что проскочили мимо сознания в угаре подготовки и абордажа, — … корпус — полностью чёрный. Покрашенный, что ли. (Хотя глупо, да? В космосе — и — покрашен!) Может, именно это не позволило хорошо рассмотреть эту посудину чисто визуально. Но приборы-то — не врут! Там всё — чётко! Контуры, габариты. Но почему-то, хотя осмотрели и изучили досконально, наши аналитики приняли его — именно за чужака!

Подозрительно идентичного, конечно, по конструкции — но и они, да и потом и мы — для себя, объяснили это сходством назначения, материалов, и технологий! Словом, приняли за боевую единицу, отличающуюся от наших кораблей только некоторыми деталями, да толщиной брони. Ну, и радарными башнями.

Да и на стандартный сигнал «свой-чужой» этот гад не отвечал.

Ну, вот мы и приступили вполне традиционно, предполагая, что навыки, наработанные на симуляторах, не подведут.

Собственно, они-то как раз не подвели.

И мы ворвались внутрь как обычно — легко и просто… Но потом…

Теперь Синельников не вдавался в детали: хоть Мона наверняка и не вражеский «агент», (Штатных девиц со всей их родословной и подноготной отдел контрразведки проверяет буквально до пятого колена!) но характеристики оружия и методика проведения боевых операций её не касаются! Он описывал, скорее, свои ощущения и даже подчеркнул тот момент, когда подсознание, некий инстинкт «прирождённого бойца» заставил его на время отступить…

Мона слушала внимательно, не перебивала и вопросов не задавала — только похлопывала иногда пушистыми густыми ресницами. (Они у неё — свои, как она с простительной гордостью объяснила ему на первом же «свидании»!)

Молодец. За это в том числе он её и уважал. За умение действительно — слушать. А не изображать интерес. Как и за то, что с добросовестностью относится к своей основной работе. А что: штатный психоаналитик их подразделения — молодой, очкастый и прыщавый, девственник. Доверия особого не вызывает. Как и желания «поделиться». И наверняка никогда не услышит тех откровений, что иногда изливаются из уст уставших, обиженных, расстроенных и комплексующих военнослужащих! Которым по-идее полагается быть сильными и уверенными в себе.

Иногда Синельников думал, что напрасно работники СВБ — службы внутренней безопасности — не оснастили комнатки штатных девиц микрофонами и камерами. А иногда он подозревал, что их-таки установили… Просто никогда в этом не признаются.

— Странно. Нет, — видя, что он порывается её перебить, Мона подняла ладошку, и прихлопнула его рот, — Это действительно странно. Зачем было давать вам увидеть а затем и атаковать