Последний путь - Антон Ярыгин

— Фу! — Колян не выдержал. — Мы ведь не об этом вели речь.

— Ну почему же? — не отрывая правую руку от руля сделал жест открытой ладонью. — Ты сказал, что в городе всё ужасно, потому что он вымирает. Моя дорогая мама номер два, или по-русски — тёща, задала вопрос, а кто же в этом виноват. Я и ответил. И объяснил почему.

— Ну так-то да. И всё же? — с некоторой долей надежды спросил Колян.

— Ну, если вернуться в начало разговора, то да. Видите вот всю эту «густую растительность», как «трава зеленела» до прихода зимы? Нет? А знаете почему? — делаю театральную паузу. — А потому что почва и вода отравлены.

— Чем? И кто травил? — спросил Колян.

— Отравлена веществами, которые входят в состав атомной бомбы. Плутоний, уран. Они высокотоксичны. Конечно, не настолько, что прям возьмёшь без перчаток кусочек и ты труп. Примерно как ртуть, — говорю ему. — Или свинец. Одним словом — пока земля и вода самоочистятся, пройдёт ещё не один год. А может, и не один десяток лет. И неизвестно — останется ли семенной фонд. Хоть какой-нибудь.

В машине повисло тяжёлое молчание. Было слышно, как урчит дизель, шелестят шины, гудит активная противорадиационная защита и Мишкино посапывание.

— Кстати, вспомнил! — я не удержался и поднял вверх указательный палец правой руки. — В Трущобах пытались что-нибудь вырастить.

— И как? — сказал тесть, который до переселения в этот город жил в деревне.

— Безуспешно. Земля ничего не рождает, — делаю широкий жест вокруг себя.

И действительно — зимой это не так заметно, но летом — нет этих привычных зелёных красок. Всё серое. Деревья без листьев, без иголок. Зверей нет — кто-то погиб в первый год, кто-то позже от голода. В общем — всё агонизировало.

— Интересно, — задумался Колян, — и что же мы тогда жрём, что нам выдаёт принтер?

И тут меня пронзила страшная догадка. От которой меня начало крутить наизнанку. К нашему счастью попался небольшой оазис. Я остановился, выскочил и позвал Ихтиандра.

— Антоша, с тобой всё в порядке? — забеспокоилась мама.

— Ой, да, — перед глазами были зелёные пятна.

— Слушай, ты чего? — спрашивает Колян.

— Зря ты спросил про принтер, — оборачиваюсь и смотрю ему в глаза.

— Почему? — искренне удивляется Колян.

— А ты кладбище в городе видел? — смотрю ему в глаза.

Как спусковой крючок нажал. Из машины, с небольшой разницей во времени, вылезли все. Кроме Мишки — он слишком мал для этого. Ихтиандра звали все. Иногда в унисон. Но он не пришёл. Да и не нужен он нам — чай не Дед Мороз. Затем все, на трясущихся ногах залезли в машину. Дальше мы ехали молча.

* * *

Пономаренко осмотрел всех, кого Петренко отправил к нему в помощь. «Нда, с такими только в разведку идти». Парни крепкие, сильные. И от того их «незаметность» немного… преувеличена. Хотя с другой стороны Тарас понимал, что они едут в погоню. Просто машины, на которых они будут ехать, немного не соответствуют габаритам парней.

— Это ещё что за? — воскликнул один из них, увидев транспорт.

«Да, ребятки, а чего вы ждали?» — думает Тарас.

Перед взором ребят Васильева, Безрукова, Шестакова и Никитенко предстало несколько стареньких «Нив». Да, они бронированные, обслуженные. Но:

— А мы в них вместимся? И, кстати: почему у беглецов целый «Крузак» семидесятый, а у нас вот это? — опять тот же боец.

— Потому что это — то, что есть! — сказал, как отрезал, Пономаренко. — Ещё вопросы?

— Никак нет! — ответили хором все.

— А беглецам повезло — нашли! — возмущается недовольный. — А вы не конфисковали!

Безруков тихо хихикал над подчинённым Васильева, Шестаков инструктировал парней, а Никитенко с парнями уже грузился. Васильев, в конце концов, «объяснил» подчинённому его «неправоту». Далее они все расселись по машинам и поехали. Гаджиев с остальными в этот момент терпели фиаско в трущобах.

Светало. Однако тут же посерело — начался дождь. И притом такой, что преследователи очень быстро сбились с курса. Буквально потерялись в трёх соснах. Вернее — в трёх турелях: именно столько стоит турелей на втором периметре на каждый участок между двух турелей первого периметра. Долго они ехали или нет, но в конце концов решили встать — незачем попусту гонять машины. И где-то через пять минут дождь кончился. Преследователи сориентировались и поехали за беглецами.

Долго ли, коротко ли, но они приехали на ту площадку, на которой ночевал «табор» Мягкова. Следов не было — их смыло дождём. Да и, вдобавок, машины преследователей хорошо наследили.

«Ну что за дуболомы! Говорил же Петрову — не нужны мне твои ребята, сами справимся» — держался за голову Пономаренко, вспоминая Петренко.

— Ох, Ватсон, что скажете? — спрашивает сенса Пономаренко.

Из машины вылез щуплый парнишка с ангельским лицом. И он начал ходить по поляне. Затем натоптал контуры машины и прицепа:

— Тут они стояли ночь, — говорит он.

Далее он чего-то ради прошёлся в одну сторону, в другую, осмотрелся. Далее пошёл в строго определённую сторону, дошёл до края, где фон начинал расти.

— Они туда уехали. Где-то часа три назад, — показывает пальцем направление Ватсон.

— По машинам! — командует Пономаренко.

* * *

Его имя никто не помнил, кроме него самого. Его именем никто не заморачивался. Да и он сам уже привык быть тем, кем его зовут. До жизни в городе он рос хиленьким пареньком. И, дабы не быть затюканным сверстниками, он научился быть подлым.

Сначала он не сильно разбирался, и поэтому редко когда играл в долгую. Ему были интересны сиюминутные выгоды. Однако ему хотелось большего. И потихоньку у него стало получаться разбираться, где можно поиметь сиюминутную выгоду без последствий, где лучше играть в долгую, а куда лучше вообще не соваться. Ну или хотя бы попозже. Для него слова о совести, чести, достоинстве были лишь дополнительными рычагами, которыми он умело управлял другими. Он был чутким психологом, и даже специально получил специальность психолога для улучшения своих качеств. Били ли его в школе за его подлянки? Били, конечно. Вот только как это бывает часто — мимо проходит учительница, видит, что хулиганы бьют мальчика, без разбора обвиняет «хулиганов» в жестокости. А ангельское личико избиваемого только добавляет ему харизмы. Правда позже, гораздо позже, эти же учительницы были им же и обмануты. Потому что для него никого, кроме него, не существовало.

После атомной бомбардировки то ли от пережитого стресса, то ли же от того, что ему хорошо прилетело по голове, у него открылся экстрасенсорный дар — он видел ауру