Контрольная схватка - Александр Александрович Тамоников

Сюрприз меня ждал, когда я прошел низинку, прикрываясь зарослями черемухи, и спустился в овражек. Он был узкий и совсем не глубокий. Дождевые и талые воды нашли здесь рыхлую песчаную почву и быстро промыли себе путь к реке. Края овражка были почти отвесными, сыпучими, и поэтому трава на них не держалась. И когда я прошел метров двадцать, то буквально замер в оцепенении, с поднятой ногой, не решаясь ее опустить. Передо мной был артиллерийский снаряд, зарывшийся носом в землю. Пролежал он тут не больше недели, почему-то не взорвавшись во время падения. И то, что снаряд не взорвался тогда, совсем не означало, что он не может взорваться в любую минуту. Тем более что воткнулся он головной частью, где находится ударный детонатор, в рыхлую землю, и малейшее движение этой земли, вибрация от моих шагов могут заставить взрыватель все же сработать.

Я замер, и внутри у меня все похолодело. Язык не повернулся, чтобы выдать какое-нибудь ругательство. Я старался даже не дышать, не то что впустую сотрясать воздух проклятьями. Медленно, очень медленно я опустил ногу и принял устойчивое положение. Животный инстинкт вопил внутри, что нужно бежать сломя голову от опасности, если ты не можешь с ней справиться. Но здравый смысл говорил, что нужно замереть и подумать. Во-первых, уходить надо очень медленно, без рывков, топота, и желательно не спотыкаться. Малейшее сотрясение почвы – и снаряд может взорваться. По склону вправо или влево и выбраться из оврага? Не получится сделать это тихо и без сотрясения почвы. Склоны крутые, рыхлая земля сразу начнет осыпаться. Мало того что потревожишь снаряд, так по этим склонам просто не подняться. Будешь при каждой попытке съезжать вниз на животе и коленях. Назад?

От этой мысли мне, если честно, стало даже страшно. Еще не зная о неразорвавшемся снаряде, я шел очень неосторожно, задевал большие камни, ветки и даже обломок ствола дерева, который сюда попал, видимо, во время грозы. Идти назад нужно по крупному щебню, перешагивать через камни и ветки. Не получится тихо и медленно передвигаться. Значит, только вперед! Только перешагнуть эту притаившуюся смерть. Ни влево, ни вправо. И я шагнул. Два метра до застрявшего в земле неразорвавшегося снаряда стали для меня одними из самых трудных шагов в жизни. Идти, приближаться к тому, от чего лучше всего удирать сломя голову. Но не в данном случае. Я поднимал ногу и ставил ее мягко и осторожно, на всю ступню, плотно. Потом переносил на нее всю тяжесть тела, прислушиваясь к окружающему миру и своим ощущениям. Можно! Теперь поднимаем другую ногу – и все повторяется.

И вот снаряд передо мной, я почти касаюсь его носками своих сапог. Снова я поднял ногу и занес ее над снарядом, чтобы поставить на землю по другую сторону, и тут боковым зрением я уловил движение. Черт бы ее побрал, эту ящерицу. В другой ситуации, в обычной жизни, да и в боевой обстановке я бы и внимания на нее не обратил, мой мозг просто не воспринял бы эту ситуацию, будь я в перестрелке с врагом, сидел бы я в окопе или полз со связкой гранат навстречу танку. Но сейчас, когда нервы напряжены до предела, не потому, что бой, а потому, что за тобой тихо и незаметно охотится смерть, когда все чувства обнажены и напряжены, как перетянутая гитарная струна, готовые вот-вот порваться со звоном, со страшным треском, это еле заметное движение стало для меня заметным и таким же неожиданно страшным, как разворот танковой башни в мою сторону.

Ящерица прошмыгнула по склону и замерла в паре метров от меня. Несколько мелких камешков скатились по склону и замерли. Я понимал, что от такого движения земли ничего страшного не произойдет. Ящерицы бегали здесь в большом количестве, но все равно зрелище было завораживающим. Мелкие камешки, потом камешки покатятся покрупнее, увлекая за собой еще и еще мелкое крошево, а потом… Я отогнал глупые мысли и опустил ногу по другую сторону от снаряда. Очень медленно я перенес центр тяжести на переднюю ногу, убедился, что положение у меня устойчивое, и только тогда стал отрывать вторую ногу от земли. Лоб вспотел, гимнастерка прилипла к спине, но я не спешил. Вторая нога коснулась земли, и снова я стал медленно переносить на нее центр тяжести. Глупо, но если сейчас появится враг, то я перед ним беспомощен и беззащитен. Хотя всегда есть крайняя мера – подорвать снаряд вместе с собой и врагами.

Прошло не менее получаса, прежде чем я добрался до мельницы. Сосновский успел осмотреться вокруг, обойти маленькую мельницу внутри. Я вошел через дверной проем, где дверь криво висела на одной нижней петле, и опустился на лавку у стены. Ноги меня едва держали. Михаил внимательно посмотрел на меня.

– Ты что? – спросил он. – У тебя такой вид, как будто ты трехкилометровый кросс пробежал.

– Хуже, – устало улыбнулся я. – Кросс под постоянным прицелом, например вражеского снайпера. Ожидая постоянно, что вот-вот прозвучит выстрел, а я не знаю откуда и поэтому не могу спрятаться.

– Не понял твоей аллегории, – насторожился Сосновский.

– В овражек не суйся, что бы ни случилось, – пояснил я. – Там в единственном узком месте, где можно пройти, лежит неразорвавшийся артиллерийский снаряд. Причем детонатором в земле. Пришлось рисковать и идти, перешагивая через него. Если бы рванул, ты бы от меня только пряжку от ремня нашел… Ну, у тебя какое мнение? Бывали тут недавно люди?

– Мне кажется, что здесь с месяц никого не было, – покачал головой Сосновский. – Трава не примята. Она успела отрасти с неполоманными стеблями. Четко выделенных тропинок нет, трава проросла даже там, где люди могли прятаться от непогоды или посторонних глаз, не заходя в саму мельницу. Там остатки сарая и еще старый навес. Тоже никаких признаков людей. Тем более окурков или следов испражнений.

– Ждать Бельца внутри нельзя, – осматриваясь, сказал я. – Могут прийти те, кто ловит его. Кто-то может знать о месте встречи или предполагать его. Здесь бой принимать глупо. Ни маневра, ни путей отхода. Протока узкая и простреливается. До реки и зарослей камыша далековато, и до леса вверх по склону не успеешь добежать, если приспичит.

– Мне кажется, я слышал минут двадцать назад звук автомобильного мотора, – сказал Михаил и указал рукой правее лесочка. – Судя по звуку, это не грузовик.

– Тем более, – согласился я. – А еще стоит учитывать возможность прорыва немцев на этом участке, и тогда нам придется