У судьбы на мушке - Сергей Васильевич Самаров

Соловейчиков, лично принимавший участие в минировании артиллерийских орудий. – Взорвутся так, что уничтожат и обслуживающий персонал. Один персонал мы уничтожили. Им на смену привезут другой, а для третьего и орудий не останется.

– Отлично отработали, – сказал полковник, выходя на светлое место. – Можно докладывать генералу?

– Можно… – согласился Бармалеев.

Смартфон зазвонил, когда в бункере еще находились все офицеры батальона и полковник Скорокосов. Бармалеев достал телефон, глянул на определитель номера и, не здороваясь, сказал:

– Я тебе позже позвоню. – И снова убрал смартфон в карман.

– Жена? – понимающе спросил Скорокосов.

– Она самая, – только и ответил Бармалеев. – С мобильника старшего сына звонит… Я на звонки с ее телефона не отвечал.

– Надо было ответить, – назидательно произнес полковник. – Она же волнуется, переживает. Мне моя по два раза в сутки названивает. Женщин тоже надо понимать.

Он двинулся к выходу из блиндажа, в котором провел больше суток. За полковником потянулись и офицеры батальона. Вышел даже начальник штаба майор Лаптев, не пожелав мешать предполагаемому разговору подполковника с женой. Кашлянув в кулак, Николай Николаевич сообщил:

– Пойду посты проверю.

Проверять, как несут службу часовые, было любимым занятием начальника штаба, как и стрельба из окна блиндажа по наступающему противнику.

Бармалеев остался в блиндаже только с сержантом из взвода связи, который не имел права ни на минуту оставлять свой пост, даже в туалет уходил, когда появлялся сменщик. И только тогда Вилен Александрович снова, кряхтя и вздыхая, достал смартфон.

– Алло! – сказал он в телефон.

Ответил старший сын:

– Здравствуй, папа! Как дела? Как самочувствие?

– Нормально. Позови маму…

Через несколько секунд трубку взяла Тамара.

– Ты что на мои звонки не реагируешь? – начала она возмущенно. – Я уж и не знала, что подумать. Разное в голову лезет… И что ты убит, а никто не решается мне это сообщить, и что серьезно ранен, а в госпитале у тебя телефон забрали со всеми вещами и в камеру хранения сдали… а там кто мой звонок услышит…

– Меня пуля не берет… – хохотнул подполковник в трубку. – И не надейся…

На последнюю фразу Тамара внимания не обратила. Вернее, как подумал Бармалеев, до нее не дошел смысл сказанного им.

– А что тогда не отвечал?

– А сколько тебе раз можно говорить, что я на войне. И я в спецназе воюю. А спецназ – это воины ночи, как ниндзя в Японии. И основная наша работа – именно по ночам. А ты взяла манеру звонить ночью, когда я наиболее занят. Бросай эту практику. У меня порой бывает меньше секунды отпущено на размышления. А тут ты еще звонишь.

– А что делать?

– Спать, – сказал, как приказал, подполковник. – Ночь для того и предназначена…

– А что делать, если я уснуть не могу, мысли разные в голову лезут…

– Если хочешь, чтобы меня убили и весь батальон перебили, звони ночью. Все…

Он отключился от разговора, но тут же почувствовал свою вину. Нельзя было так разговаривать с Тамарой. Она человек тонкий, эмпатичный, сильно переживает из-за любых неприятностей. К тому же отчаянно верит в сны. А это способно довести любого до сумасшествия. Надо будет сегодня среди дня позвонить ей и назначить конкретное время для разговоров по телефону. В это время Бармалеев будет ждать звонка.

В блиндаж вернулся майор Лаптев.

– Что-то быстро ты, Николай Николаевич… Неужели уже все посты обошел?

– Нет, все не успел. Только четыре поста посетил. Что-то непонятное у противника творится. Вернулся, чтобы посоветоваться.

– А что там не как надо?

– Складывается такое впечатление, будто батальон «Фронта ан-Нусра» готов сняться с места и уйти в сторону, обнажив фланг сплошного фронта.

– Может, его просто меняют?

– Днем-то? А для чего тогда ночь нужна?

– Ночь нужна, чтобы спать… – скорее жене, продолжая с ней разговор, чем Николаю Николаевичу, сказал Бармалеев.

– Спорный вопрос и спорный ответ, – нравоучительно изрек начальник штаба.

– Но я все же позвоню полковнику Скорокосову. Вдруг он знает, что у противника творится.

Сержант-связист слышал, что сказал командир батальона, и, когда подполковник шагнул к нему, уже протянул ему трубку.

– Полковник Скорокосов.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Только пятнадцать минут назад расстались… – ответил полковник на приветствие. – Я только-только к себе в кабинет зашел. Что у тебя случилось? Надеюсь, дома все в порядке?

– Дома-то все в порядке, но вот по другую сторону фронта порядка не наблюдается. – И Бармалеев рассказал о подозрениях майора Лаптева.

– Я же говорю, что только что прибыл. Еще не в курсе новостей. Ты подожди, подполковник. Я в разведуправление схожу, спрошу у них. Может, там что-то знают. Как вернусь, сразу тебе позвоню. Вне зависимости от результата.

Глава 6

Полковник позвонил через двадцать минут. В трубке слышались еще и посторонние голоса. Бармалееву показалось, что один голос он узнал – это низкий басок того полковника с предельно остро отточенным с двух концов красно-синим карандашом, того самого, кого подполковник встретил в кабинете Скорокосова в день знакомства с полковником. Голос полковника с бамбуковой указкой так не запомнился, но сам обладатель голоса, подумалось, тоже присутствовал в кабинете. Оба полковника, как понял Бармалеев, служили в оперативном управлении объединения.

– Вилен Александрович, твои данные в настоящий момент проверяются с помощью БПЛА[19]. Начальника разведуправления я на месте не застал и потому сразу доложил генералу Сумарокову о твоем рейде и заодно о твоих наблюдениях за батальоном «Фронта ан-Нусра». И генерал-полковник приказал провести дополнительные наблюдения с помощью дрона. Твоим рейдом генерал-полковник доволен, но берегись, если данные о «Фронте ан-Нусра» окажутся фейком. Заслуги в прошлом не освобождают от ответственности за промахи в настоящем.

Последнее высказывание полковника задело Бармалеева за живое. Тем более что сам он ничего не видел, а опирался только на слова своего начальника штаба майора Лаптева. И потому он позвал майора за собой.

– Ну, показывай мне, что ты там такое страшное рассмотрел…

Майор сразу повел подполковника в четвертый от штабного окоп, а уже там на четвереньках увел в окопчик к передовому разведчику-наблюдателю, младшему сержанту. Уже совсем рассвело, и жаркое сирийское солнце раскаляло и каску, и бронежилет, который Бармалеев снять попросту еще не успел, хотя обычно снимал в блиндаже, едва там появившись. День, судя уже по утру, обещал быть чрезвычайно жарким.

– Показывай… – приказал майор часовому, и Бармалеев начал подозревать, что майор сам ничего не видел, а опирается только на слова младшего сержанта, которые и поспешил до него донести, а он, в свою очередь, поторопился донести весть до ушей полковника Скорокосова, и она пошла дальше.

– А что тут показывать