Последний бой «чёрных дьяволов» - Сергей Викторович Нуртазин

разошлись, но договорились встретиться в полночь, чтобы перепрятать трупы убитых немецких мотоциклистов.

Ближе к закату к воротам Великановых подъехал мотоцикл с коляской, в которой сидел дядя Жора, хромой отчим Максимки Плотницына. Вскоре после окончания Гражданской войны ему «за преступную деятельность» пришлось отбывать наказание в тюрьмах и лагерях. Там он и охромел, а после окончания заключения вернулся и вскорости стал сожительствовать с овдовевшей матерью Максимки. Из-за хромоты для службы в рядах Красной армии он был непригоден. Зато немцам, как пострадавший от советской власти, послужить мог. Поиск пропавших немецких солдат и был первой его услугой новым властям.

Незваных гостей: Георгия и двух немцев, один из которых довольно сносно говорил на русском, встретила тетя Зина. На вопрос, куда делись мотоциклисты, производившие днем ремонт в их дворе, она ответила, что они починились и со двора съехали, а куда, неведомо. Немцы осмотрели дом изнутри и снаружи, потоптались в сумерках по двору, рассматривая отпечатки мотоциклетных колес, наткнулись на следы крови, спросили, откуда она. Мать Тимофея в подробностях рассказала о гибели красноармейца в их дворе, о принявшей смерть во время бомбежки козе Машке, а также о собаке, безжалостно застреленной мотоциклистом. Немцы посмотрели на все еще лежащий около будки в лужице крови серый, припорошенный снежком трупик пса и убрались восвояси.

Ночью Тимофей с Александром утопили трупы немецких солдат в выгребной яме брошенного соседского дома, оставив лишь оружие и их документы. Мертвые тела таскали вдвоем, так как Левка прийти не смог, а Максимку не пустил отчим. Григорьев на всю жизнь запомнил эту ночь и страшные, белые в свете луны лица мертвых немецких солдат…

В полдень снова собрались вместе, пошли к разбомбленной полуторке, чтобы похоронить тела артиллеристов. По пути Максимка рассказывал новости, полученные от отчима:

– Наши за Дон переправились. Говорят, последними ополченцы и бойцы полка НКВД уходили. Они отход прикрывали. Только в городе еще много наших солдат осталось. Бабка Ефросинья к матери приходила, сказала, что к ней вечером трое красноармейцев нагрянули. Все без оружия. В дом вошли с опаской, военную форму и амуницию с себя поснимали, попросили гражданскую одежду. Бабка Ефросинья им деда Якова наряды отдала, поесть собрала и выпроводила от греха подальше. Такие дела. В городе света и воды нет, как жить будем?

Великанов успокоил:

– Ничего, лампы есть, коптилки, свечи, а воду из Дона таскать можно.

– Можно, только к берегу из-за стрельбы не больно-то подойдешь… Уже третий день грабиловка идет. Люди из магазинов и складов вещи и продукты прут. То ли наши, то ли диверсанты немецкие завод шампанских вин взорвали, так вино ручьем к Дону течет. Возле него мужиков пьяных полно.

– А говорят, что всех мужиков на фронт забрали, – возмущенно произнес Левка.

– Не всех, – Тимофей кивнул на Плотницына, – вон у него отчима не взяли.

– Из-за хромоты, – попытался заступиться за отчима Максим. – Зато он притащил мешок муки, конфет целый килограмм и три кольца колбасы, а вчера мы с ним соль и папиросы принесли.

– Ему не привыкать грабить, за это и сидел. Да еще немцам помогает, – буркнул Великанов.

– Все тащат. Что, лучше, если жратва немчуре достанется? И не предатель он. Я ночью слышал, как дядя Жора матери говорил, что ему поручили втереться в доверие к немцам, чтобы потом помогать подпольщикам, которые здесь в Ростове останутся, – обиженно произнес Плотницын.

– Ладно, не дуйся, – Тимофей примирительно приобнял Максимку за плечи. – Отчим твой нам пригодится, может, и мы в подпольщики уйдем. Будем немцам здесь вредить, и мать рядом будет, а то после вчерашних переживаний ей опять плохо стало, а когда она поправится, можно партизанами стать или сесть на трофейный немецкий мотоцикл и айда по льду к нашим. Благо они рядом, за Доном.

– Ага, рядом. Вчера во двор дома, где мамкина сестра, тетка Анисья, живет, снаряд с той стороны Дона прилетел, так ее чуть осколком не убило.

– А как ты хотел? Это, Максимка, война, а на войне без случайных жертв не бывает, – серьезно изрек Тимофей.

Плотницын хмыкнул:

– Ты так говоришь, как будто сам воевал.

– Сам не воевал, зато отец воевал, это его слова, – отрезал Великанов.

Максимка виновато опустил голову. Тимофей продолжил:

– Мы еще повоюем, отомстим немцам и за отца, и за всех, кого они убили.

Максимка встрепенулся:

– Забыл сказать. Мы когда с дядей Жорой за продуктами ходили, мимо военкомата шли. Там расстрелянные военкомовцы лежат, среди них лысый, в очках, который нас противотанковые рвы копать отправил. У него череп проломленный. Жуть. Видимо, прикладом его по голове били, паскуды.

Левка сжал кулаки:

– Звери это, не люди! Они по всему городу людей расстреливают. Я своими глазами видел, как они пленных расстреляли…

– И еще расстреливать будут. За грабеж, за выступление против оккупационных властей, за хранение оружия, – Максимка полез во внутренний карман поношенного серого пальто, достал две сложенные в квадраты сероватого цвета бумажки, протянул Багдасаряну. – Вот. Утром со стены сорвал. У дяди Жоры их целая пачка. Немцы велели по городу расклеить. Читай.

Левка развернул одну из листовок, слегка прищурившись, начал читать:

– «Жителям города Ростов-на-Дону. За каждого убитого немецкого солдата будет расстреляно пятьдесят жителей. За каждого убитого немецкого офицера сто жителей». Вот собаки!

Александр нетерпеливо спросил:

– Что там во второй написано?

Багдасарян расправил вторую листовку:

– Сейчас прочитаю. «Все жители еврейской национальности должны носить желтые повязки. За неподчинение коменданту они будут расстреляны».

Лева озадаченно посмотрел на товарищей:

– Как же теперь Соня? Что с ней будет?

Великанов скрипнул зубами:

– Что тут скажешь? Одним словом, фашисты. Ничего, наши вернутся…

Максимка с сомнением посмотрел на товарища.

– Вернуться ли? Мосты через Дон взорвали, значит, в скором времени наступать не собираются.

– Дурак ты, Максимка. Мосты специально взорвали, чтобы немца на тот берег не пустить. Погоди, в скором времени соберутся силами, перейдут Дон по льду и отобьют город.

– Ага. Почему-то Киев и Минск не отбили…

Великанов строго глянул на Плотницына.

– Ты что же, не веришь, что мы победим?!

Максимка опустил голову.

– Верю.

– Вот и мы все верим, а если будем верить, то обязательно победим.

* * *

Обнаружить тела погибших артиллеристов рядом с полуторкой и покореженной пушкой не удалось. Они были либо разорваны в клочья взрывами, либо раздавлены гусеницами танка и смешаны с грязью, либо сгорели. Жуткое зрелище произвело на совсем еще юных людей гнетущее впечатление. Максимку Плотницына от увиденного стошнило. Возвращались молча, лишь у ворот дома Великановых Левка угрюмо вымолвил:

– Мы даже забыли спросить у них имена и