"Комплекс Супермена". - Андрей Мансуров

мягко, сэр, то казармы гудят, словно улей растревоженных пчёл. Бойцы, пусть многие из них действительно прошли, как это говорится, огонь и воду, напуганы. И растеряны. Никогда ещё нас так явно не переигрывали: что в технологиях, что в идеологическом плане! Если их задачей было привести наш контингент в состояние прострации, и испугать, то этой цели они несомненно добились. Мало того: поскольку мы до сих пор не знаем, откуда именно — то есть, где их база! — исходит угроза, то нам не с кем и биться. И мы не можем предвидеть, куда, и как они захотят ударить в следующий раз!

— Понял вас, полковник. Не могу не попенять вам за излишний пессимизм в оценке ситуации. — генерал старался говорить уверенно, но ему приходилось делать значительные усилия, чтоб заставить голос перестать предательски дрожать, а глаза — наоборот: начать снова метать молнии гнева, — Моральная боеспособность контингента находится в вашем непосредственном ведении. Что предприняли и собираетесь предпринять дополнительно для поднятия… Боевого духа?

— Ну… Я уже заставил всех бойцов два раза произвести полный осмотр и техобслуживание всего нашего оружия — и индивидуального, и оружия корабля. И оборудования десантных капсул. Ещё мы провели соревнования по перетягиванию каната, по реслингу, ещё — кто больше отожмётся, и подтянется. Все стены казарм и спортивно-тренажёрных залов заново выкрашены двухминутной наноэмалью. Все палубы, что «Дуайта Эйзенхауэра», что пяти крейсеров и восьми эсминцев, отдраены до блеска.

— Понятно. — Корунис позволил себе поправить галстук, поскольку тот снова начал ему жать, — С этими вашими методами я знаком, полковник. Однако вынужден констатировать, что вы занимаете руки и тело наших бойцов, но это не мешает им думать. И делиться этими думами с коллегами — в столовой или в казармах. Я хотел узнать, что вы сделали в идеологическом плане? Как пытались вселить оптимизм и веру в победу?

— Я… Ну… — полковник или действительно не понимал, чего добивается от него генерал, или очень ловко прикидывался. Собственно, Корунис и сам плохо представлял себе, что тут можно сделать в идеологическом плане, но наделся, что полковник хоть раз проявит инициативу и изобретательность, — О-о — вот! Мы все стены столовой обклеили плакатами нашего агитационного отдела!

— Понятно. — Корунис не счёл нужным скрыть своего разочарования. О «действенности» продукта отдела агитации и пропаганды говорил, например, такой факт, как тот, что после оснащения их пропагандистскими плакатами всех пунктов набора добровольцев во Флот в крупнейших городах всех колоний, число желающих подать заявление сократилось на восемь процентов.

Руководство Флота приказало тогда плакаты убрать, и уничтожить. Начальника отдела отправили в запас. Но новый начальник, генерал Барт Дракслер, ничего принципиально «нового» в стиль и содержание агиток не внёс. Пока.

— Но сэр!.. — полковник, как Корунис видел по каплям пота на лбу, и покрасневшему лицу своего заместителя, и сам был сильно расстроен своим бессилием в сложившейся ситуации, — Как, объясните Бога ради — как мы можем вселить бодрость духа и веру в свои силы в наших бойцов, если нет никакого конкретного врага, которого можно было бы победить?! Все наши тренинги и курсы рассчитаны — именно на врага видимого! Ощутимого! В которого можно стрелять! В крайнем случае — брать в плен… А тут…

С нами поступили просто — подло!

Корунис не мог не согласиться:

— Согласен. С нашей точки зрения такой способ ведения боевых действий — подлый и коварный. И пусть при так называемом «абордаже» не умер фактически ни один человек, раненных и оглушённых гиперзвуковыми и микроволновыми пушками достаточно. Потому что не у всех хватило сообразительности, или чутья отвести бойцов на дистанцию, где это оружие малоэффективно. И вовремя уничтожить излучатели. От которых, кстати, тоже не осталось ни единого атома.

Зато с точки зрения этого самого нашего врага — они действуют максимально эффективно. И рационально. Уничтожено почти четыреста колонистов. Ранено и контужено пятьдесят три бойца абордажной команды. Остальной контингент авианосца деморализован. Более того: высшее Флотское руководство в лице Верховного Главнокомандующего, главнокомандующего нашего сектора, и начальников Штабов, в полной растерянности. (Во всяком случае, никаких конкретных указаний, что нам делать, мне до сих пор не поступило!)

А потери врага — ноль. Расход боеприпасов и техники — ноль. Нам просто воспроизвели наш же корабль, и применили против нас — наше же, тоже воссозданное, оружие.

Не сомневаюсь, что создание такой копии потребовало неких энергозатрат. Но — и всё. Про новые технологии или механизмы, или собственное оружие противника мы не узнали ни-че-го. Нас бьют нашим же оружием. Даже — нашими же болезнями. Только чуть-чуть модифицированными. И наши люди, вы правильно это отметили — не дураки. Они тоже всё это прекрасно понимают. И не могут не напрягаться. И не бояться.

Так что — расслабьтесь, полковник. Я не собираюсь требовать от вас невозможного. Про то, как поднять наш и без того упавший ниже плинтуса «боевой дух» мы спросим у нашего уважаемого главного психолога. Подполковник Тампер. Прошу.

Подполковник Ходжес Тампер, пожилой бородатый мужчина с солидным брюшком, являлся подполковником лишь номинально — по званию. Присвоенному ему только потому, что руководить столь большим отделом обязан человек рангом не ниже такового. Кому, как не генералу было знать, что ни о каком воинском соответствии здесь речи нет. Зато вот служебное соответствие имелось несомненно. Опытом и обширной практикой восьмидесятишестилетний бодрячок превосходил здесь, пожалуй, всех: ещё бы! Докторскую диссертацию Тампер защитил в двадцать три года! Именно поэтому Корунис и держался за специалиста от Бога, игнорируя его совсем не флотскую дисциплину и словарь.

Светило от психологии вставать не стало. Как и шелестеть для вида листками последних данных, разложенными перед ним на столе, как, собственно, и перед каждым из участников совещания:

— Господин генерал, сэр. Господа. Никаких сомнений в том, что противник отлично нас изучил, и изучение это производилось не менее нескольких сотен, а то и тысяч, лет — у нашего отдела нет. Уж слишком хорошо они предвидят практически любые наши действия. Или — наш ответ на их действия. Нас жестоко, но эффективно, с планеты убрали. Потому что готов прозакладывать свой годовой заработок против зубочистки — добровольцев вновь заселиться на Чегастер-пять вы не найдёте сейчас даже за большие деньги.

Поэтому остаётся только использовать планету как тюрьму. Или — как место, где смертный приговор преступникам приводится в исполнение. Пусть немного отсрочено, но — гарантированно! (Кстати, генерал. Я в