Синайский мираж - Александр Александрович Тамоников

почувствовал: Максума рядом уже нет и он не услышит.

– Всем лежать! – повторил приказ Никита. – Алексей, Настя! Где аппаратура?

– В машине, – сообщил Алексей. – А, черт!.. А ведь действительно! Покрошат пулями нашу аппаратуру! И зачем мы без кинокамер будем нужны в этой пустыне?

– Алексей, Евгений! Ползком за мной к машине! – скомандовал Никита. – Надо взять из нее аппаратуру. Девчонки остаются на месте!

– Мы тоже – ползком! – не согласилась Анастасия. – Какая разница, где лежать – здесь или у машины?

– Ну, и вы с нами… – не очень уверенно ответил Никита и пополз в сторону машины, загребая локтями и коленками песок.

Все поползли за ним – кто как умел.

– Вот машина! – сказал Никита. – Девчонкам – лежать! Мужчины, вытаскивайте аппаратуру!

Пригнувшись, трое мужчин подбежали к машине и на ощупь стали выбрасывать из ее кузова кинокамеры и прочую аппаратуру.

– А! – вдруг болезненно вскрикнул Евгений. – Вот зараза!

– Что такое? – испуганно спросила Марина.

– Не знаю… – ответил Евгений. – Больно в плече. И, кажется, кровь… Ох, как же больно…

Марина вскочила и подбежала к Евгению.

– Где больно? – спросила она. – Покажи!

– Вот здесь, – простонал Евгений. – Рука… Или плечо… Ах ты ж… Кажись, зацепило меня!

– Ложитесь! – крикнул Никита. – Всем лежать!

Евгений и Марина опустились на песок. Евгений прислонился спиной к машине.

– Как же больно! – сквозь зубы проговорил он. – Подстрелили меня, как страуса… Есть же здесь у них страусы?

– Я сейчас! – торопливо произнесла Марина.

В числе прочего в их багаже были и бинты, и лекарства. Но где их сейчас искать, в темноте?

– Я сейчас! – повторила Марина.

Она торопливо сорвала с себя никаб, свернула его в жгут и на ощупь перевязала Евгению руку прямо поверх одежды.

– Вот так, – сказала Прокопьева. – Главное – остановить кровь. Я знаю, меня этому учили… Потерпи. Скоро рассвет, найдем бинт и лекарство, и я перевяжу тебя как следует. Потерпи, Женечка!

– Чертова пустыня! – сквозь зубы произнес Никита и добавил еще несколько слов. Он был растерян, не знал, что делать и какие команды давать своим коллегам, да и нужны ли здесь вообще какие-либо команды?

– Лежите, – сказал он. – Не вставайте. Берегите аппаратуру. Женя, ты как?

– Как страус, – попытался пошутить Евгений.

– Ну и хорошо, – сказал Никита. – Страус – птица терпеливая…

Тем временем стрельба и крики начали стихать. Что это могло означать, хорошо это было или плохо, журналисты не знали. Здесь, в принципе, могло быть два варианта. Вариант первый – нападавших, кем бы они ни были, удалось отогнать. Вариант второй – нападавшие взяли верх и перестали стрелять, потому что им больше не по кому стрелять. Люди, охранявшие журналистов, погибли или, может, отступили, бросив журналистов на произвол судьбы. И в том, и в другом случае это было скверно, потому что – неизвестно было, кто эти люди, вдруг появившиеся из ночной тьмы, и что может грозить журналистам. Все было неопределенно, непонятно, томительно…

Скоро стрельба прекратилась совсем. Крики не утихали, а вот выстрелов больше не было. И над пустыней начал заниматься рассвет. Да-да, страшная ночь закончилась, и наступало утро, которое, могло так статься, будет еще страшнее, чем ночь. Скоро стало настолько светло, что журналисты могли различать лица друг друга. Все по-прежнему лежали на песке, лишь Евгений, закрыв глаза и страдальчески сморщив лицо, сидел, прислонясь к машине. Повязка, которую наложила ему на руку Марина, была темной от крови.

– Евгений, ты как? – спросил Никита, садясь на песок.

Генералов открыл глаза, но ответить ничего не успел, потому что вдруг послышался шум, и к журналистам со всех сторон стали подходить какие-то люди. Одни были пешие, другие – верхом на лошадях. Их было много, таких людей.

Увидев незнакомых людей, все журналисты, за исключением Евгения, поднялись с песка. Лежать теперь не было никакого смысла. Евгений же так и остался сидеть, держа на весу свою раненую руку. Незнакомые люди окружили журналистов плотным кольцом.

– Вы кто? – спросил у них журналист.

Среди незнакомых людей раздался ропот, но один из них, сидевший верхом на белом коне, властно поднял руку, и ропот тотчас же стих. Властный незнакомец что-то коротко произнес на арабском языке.

– Он спрашивает, понимаем ли мы по-арабски, – перевела Марина.

– Ответь ему, – сказал Никита.

– Я понимаю по-арабски, – сказала Прокопьева, обращаясь к незнакомцу.

Глаза незнакомца сощурились, он усмехнулся и что-то ответил молодой женщине.

– Он говорит, что такой красавице, как я, лучше было сидеть дома, а не бродить по пустыне, – перевела Марина.

– Спроси их, кто они и что им от нас надо, – сказал Никита.

Марина перевела вопрос. Незнакомец вновь заговорил – на этот раз коротко, отрывисто и без всякой улыбки.

– Он требует, чтобы мы прежде ответили, кто мы сами, – сказала Марина.

– Мы советские журналисты, – сказал Никита. – Снимаем здесь фильм.

– Зачем? – спросил незнакомец, выслушав перевод.

– Чтобы люди могли увидеть красоту пустыни, – ответила Марина, не обращаясь на этот раз к Никите.

– Здесь война, – сказал незнакомец. – Вы снимаете войну?

– Мы снимаем пустыню и людей, которые в ней живут, – ответила Марина.

– На чьей вы стороне? – спросил незнакомец.

– Мы снимаем кино, – повторила Прокопьева и добавила: – У нас – раненый. Мне нужно осмотреть рану и перевязать его.

Незнакомец произнес три коротких слова. Два пеших человека подошли к Евгению, молча его осмотрели и так же коротко что-то сказали незнакомцу на белом коне.

– Вы умеете лечить раны? – спросил незнакомец у Марины.

– Да, – ответила она.

– Тогда перевяжите его, – разрешил незнакомец. – А мои люди будут смотреть, как вы это делаете.

Молодая женщина, ничего не отвечая, стала рыться в ворохе вещей, выброшенных из машины на песок, нашла санитарную сумку, взяла из нее бинт, йод, вату, шприц и ампулу с анальгетиком. Один из мужчин, наблюдавший за ее действиями, дотронулся до плеча Марины и знаками велел показать то, что она извлекла из санитарной сумки. Внимательно все рассмотрев, он, опять же знаками, позволил Марине подойти к Евгению.

– Потерпи, Женечка, – сказала Прокопьева. – Сейчас я осмотрю рану, почищу ее, перевяжу… Все будет хорошо.

Рана, насколько Марина в этом разбиралась, была довольно-таки опасной. Пуля угодила в плечо и застряла внутри. Это было плохо. Было бы гораздо проще, если бы пуля прошла навылет. А так пулю необходимо извлекать, но как это сделаешь? Нужен хирург, нужна операционная палата.

– И что там? – спросил Евгений, закусив губу.

– В целом – ничего страшного, – солгала Марина. – Вот я сейчас обработаю рану и перевяжу ее. И ты сразу же пойдешь на поправку.

– И завтра смогу сыграть на балалайке, – вымученно улыбнулся Евгений.

– Ну а почему бы и