Их было десять - Александр Александрович Тамоников

они находятся. Разобравшись с ориентирами, группа ушла с дороги, перешла небольшое поле и поспешно направилась к полоске леса. За четверть часа упорной ходьбы со стонущим Волченко на руках они добрались до спасительного укрытия.

Там изможденный Шубин скомандовал:

– Привал!

Сейчас они были в относительной безопасности, хотя бы не торчали у дороги, рискуя столкнуться с немцами. В их случае, с тяжелобольным на руках, приходилось выбирать только самые безопасные варианты, так как силы уже были на исходе.

Руки и ноги капитана дрожали от напряжения, почти всю ночь ему пришлось тащить волокуши с больным лейтенантом Волченко.

Глеб понимал, что дальше при свете дня им двигаться опасно даже по лесному массиву – сил после ночи почти не осталось, внимание рассеивается. К тому же передвижение замедляет тяжелый груз. При столкновении с немцами они не смогут быстро уйти в укрытие или дать отпор. Придется еще дальше оттягивать возвращение, пережидать светлое время суток, а потом в темноте пробираться к своим. Тем более, судя по положению солнца и посветлевшим пятнам звезд, идти оставалось немного – около десяти километров.

В другом случае капитан Шубин одолел бы это расстояние за пару часов и не стал бы дожидаться спасительной темноты. Но не сегодня: они ослаблены бессонной ночью и сильным холодом, а еще тащат с собой занемогшего во время операции товарища.

Глеб ткнул пальцем в небольшой домик на границе поля и лесной опушки:

– Я схожу проверю, можно ли там организовать укрытие на день. Похоже на сторожку или заимку охотников. Да нам сейчас все сойдет, лишь бы укрыться от непогоды. Алтын, остаешься с Волченко.

Оспанов, который сидел прямо на земле, привалившись к стволу ели, кивнул.

Глеб распластался на земле и пополз по направлению к избушке.

Оспанов, совсем обессилевший, присел рядом с товарищем. Волченко лежал неподвижно, бледное лицо его, окаменевшее, без кровинки, было будто у мертвеца. Только по теплому, едва заметному дыханию можно было определить, что молодой офицер еще жив.

Алтын нащупал ледяную ладонь товарища, растер ему пальцы – пускай согреется. Потом наклонился к самому уху и зашептал:

– Витька, ты давай, крепись. Ты мне обещал на курсах, что мы до самой победы с тобой продержимся. Вот и держи слово. Ты же офицер, ты коммунист, нельзя тебе умирать. Нам немного осталось, до нейтралки часа за три доберемся. Я тебя не брошу, дотащу, а товарищ капитан мне поможет. В госпиталь тебя отправим, там укол сделают, мигом станешь здоровый. Будешь бока отлеживать на койке больничной, передохнешь немного. Чуть-чуть осталось, Витька, крепись. Ты живи, слышишь, Витька! Ты обещал мне. До победы, Витька, бьемся. Ни за что смерти не сдадимся! Слышишь?

Ослабевший, мечущийся в забытьи Волченко вдруг в ответ еле заметно сжал ему руку. Однако этого легкого, едва ощутимого движения было достаточно – слышит его товарищ, не сдался смерти, готов бороться и дальше…

Они были знакомы очень давно, с самого детства, которое прошло в детском доме. Еще школьниками мальчишки подружились и поклялись в вечной дружбе, а свой уговор скрепили кровной клятвой. С тех пор Алтын и Виктор всегда были друг другу поддержкой и опорой, и судьба не разлучала их. Вместе ездили по путевкам на отдых, пробовали себя в разных местах и профессиях. А после по рекомендации профсоюза решили поступать в военное училище. Алтын даже отказался от предложения пойти в авиацию, куда его звали за сметливый глаз и быструю реакцию. Даже воевать они отправились бок о бок и в одинаковом звании. Помогали друг другу, прикрывали от пуль, согревали в холода. И сейчас Алтын просил друга об одном – не сдаваться смерти, ведь их двое, а вместе они сильнее.

Оспанов разговаривал с товарищем, пока не вернулся капитан Шубин. Отдышавшись, он дал «добро» – крошечный домишко, вероятно бывший до войны домиком лесничего, стоял сейчас пустой. Можно спрятаться там до вечера, переждать светлое время суток, а с наступлением темноты двинуться дальше.

Разведчики ползком двинулись к жилищу на отшибе, таща за собой Виктора. В доме Алтын уложил друга в самом темном углу на полу. Ни скамеек, ни стола в жилище не было – все деревяшки, наверное, сожгли его последние обитатели, пытаясь согреться. Хорошо хоть стены защищали от промозглой весенней сырости и пронзительного ветра.

Непостоянная весенняя погода опять портилась, набираясь суровым зимним холодом. После тумана к вечеру грозили ударить заморозки.

Несмотря на стылость, разведчики даже не пытались развести огонь в печурке. Лишь плотно заперли дверь и постарались найти в крошечной избушке уголок подальше от разбитого окна, откуда задувало ледяным ветром.

Оспанов и Шубин забрались на приступок печки. Даже твердые кирпичи сейчас показались измученным разведчикам удобными: хотелось вытянуться на них и дать передышку изнывающему от усталости телу.

Командир предложил младшему лейтенанту:

– Давай будем отдыхать по очереди, как в прошлый раз. По два часа в карауле. Потом меняемся. Место, конечно, отдаленное, но осторожность не помешает.

Алтын согласился. Не признаваться же командиру, что от усталости он даже потерял сон. Это было какое-то жуткое ощущение, словно он находился под водой: все звуки приглушены, каждая мысль словно пробивается сквозь вязкую стену, но при этом невозможно уснуть от напряжения во всем теле.

Младший лейтенант все время внимательно вслушивался в дыхание товарища, который затих в углу. Волченко не стонал и не метался в бреду, но дыхание его было хриплым и тяжелым, словно в груди у него клокотала вода. Когда приходила его очередь наблюдать за полем, что чернело за окном домика, Алтын касался руки и тихо шептал:

– Витя, я здесь. Не бросили тебя, донесем. Потерпи, ночью будешь в госпитале.

Длинный серый день тянулся в бесконечной натуге. Разведчики с тревогой и недовольством наблюдали за солнцем, которое с неохотой катилось по небу. Погода то зацветала голубым небом, то вдруг хмурилась серой моросью и ледяным ветром. В этот раз им не повезло: из-за распутицы и перепадов температуры случилось столько бед. Они не смогли пройти запланированное расстояние по тяжелой дороге, терпели лишения из-за холода, потеряли товарища, а дорога назад все никак не кончалась.

Во время своего дежурства Глеб несколько раз спускался с печки проверить больного Виктора. Соскребал немного наледи с окна, согревал в руках и мочил ему губы. Младший лейтенант не приходил в сознание – лежал в тяжелой горячке и только нервно вздрагивал от лихорадки, которая не отпускала его.

Шубина менял Оспанов. Глеб привычно погружался в подобие дремоты, потому что приучил себя пользоваться такими короткими передышками во время рейдов