Николай Чергинец - Выстрел в прошлое

Ознакомительный фрагмент

Федорцов пожал плечами:

— Если Марат рвется, то я не возражаю. А вот мне придется провести еще пару-тройку встреч, а вечер посвятить бумагам.

— Где вы остановились?

— Пока не знаю, — Федорцов набрал номер водителя Володи и уточнил у него. — Гостиница «Европейская», номера 303 и 305. Первый мой, второй — Марата.

Они быстро договорились, как найти друг друга после окончания рабочего дня, затем Суворов и Федорцов отбыли из гостеприимного особняка, дождавшись машины.

Первым делом, сев в «Лэндкрузер», Федорцов набрал киевский номер:

— Алло, Богуслав? Как дела?

В трубке послышался характерный веселый голос:

— «Оранжевая мама, оранжевый верблюд!..» Песня про украинскую революцию. Через три дня назначено совещание с представителем ГПУ — вот уж точно назвали свое заведение: «Генеральная прокуратура Украины»! Без мыла лезут со своей деприватизацией! Отнимут у наших партнеров завод, и все придется начинать по новой. Надо вам самому подъехать к гэпэушникам. А что Москва?

— Пропахла нефтью, Боб. Ты мне лучше скажи, ты своих посольских в столице знаешь?

— Болгар, что ли, имеешь в виду?

— Да.

— Представитель по экономическим связям со странами СНГ подойдет? А то мы с ним вместе борьбой занимались.

Богуслав Кочаров был известным спортсменом у себя на родине, пока судьба не занесла его в Россию. В его роду был и знаменитый штангист Новотны, так что он с детства привык видеть в доме партийных функционеров, которых позже сменили «новые болгары», близкие к спорту. Так что связи у него были весьма обширные.

— В самую точку попадает! Завтра у них прием в честь нефтедолларов и газорублей. Ты мне нужен. Садись на самолет и дуй сюда. Надо, чтобы завтра утром ты с ним обновил знакомство.

— С радостью, — загрохотал Боб. — Мне эти украинские «грицьки» в костях уже сидят, а в посольстве хоть домашним вином угостят. А как с ГПУ?

— Там разберемся, — завершил разговор Федорцов и повернулся к Марату: — Ну что, получилась неожиданная встреча?

— Для меня — да, — кивнул Марат. — А для вас?

Федорцов хитро прищурился:

— Я, скажем, смутно предполагал. Проверили биографии партнеров, как это и следует делать, — выяснилось, что младший Смирнов служил практически в той же части, что и ты, в одно время. Старых счетов нет?

Марат почесал затылок.

— Да как сказать, Андрей Павлович. При непонятных обстоятельствах в один день были уничтожены и его, и мое подразделения. Я считал, что он умер в госпитале. Между прочим, все это происходило при участии того самого Губаренко.

Федорцов округлил глаза:

— Вот оно как! Дела… Собираешься что-то предпринять по этому поводу?

— Десять лет прошло, — задумчиво протянул Марат. — Но в одно местечко я бы заглянул ради старой памяти. Дадите машину на часок?

— Устроимся в гостинице, потом доставите меня в Думу и можете быть свободны часа два. Я вызову Володю, если понадобится. Лучше скажи, что думаешь по поводу совещания. Что знаешь об этом Губаренко?

— Отец-командир… Я долго с ним служил — по нашим меркам, боевым. Подразделение «Ноль», спецоперации. Он сильный оперативник и тактик, способен продумать многоходовую операцию и в точности ее выполнить. Однако, как выяснилось впоследствии, может пожертвовать при выполнении операции любым из нас. Так что «отцом» мы его больше не считали, да и «командиром» он тоже перестал быть. О карьере его ничего не знаю — не моего полета птица. Известно только, что в Москве, в Генштабе, у него была сильная «рука». Ему все сошло с рук: в том числе и гибель нашей группы. Не понимаю, откуда у него материалы по месторождению Гюнешли и чем его так разобидел Гейдар Алиев.

Федорцов хмыкнул:

— Тут все просто. В 1993 году Алиев-старший устроил в Азербайджане референдум, всеобщие выборы и стал полноправным президентом независимой страны. Тогда же были частично национализированы буровые платформы в Каспийском море. Да и вообще, все стало принадлежать Алиевым и их клану. Ну, пусть не совсем так — в стране и других кланов достаточно, но русских оттуда вытолкали взашей…

— Как отовсюду, — вставил словечко Володя.

— А вот откуда у него взялись шесть буровых — ума не приложу. Какое у него тогда звание было?

— Полковник, — ответил Марат.

— Не по чину имущество, — протянул Федорцов.

— Группа Смирнова еще в 1995 году была уничтожена в засаде «стоимостью» в два миллиона долларов, — сказал Суворов. — Представляете, какая сумма для тех времен? Чечены несли эти деньги наличными для Басаева. Вернулся один Смирнов, а отправлял его Губаренко, специально прибывший для этого из Москвы.

— М-да-а… А ты себе представляешь полковника спецподразделения ГРУ, который сговорился с чеченцами? — засомневался шеф.

— Я теперь что угодно могу себе представить, — сказал Марат. — Например, два миллиона, которые поделили Смирновы с Губаренко.

— Версия, достойная рассмотрения, — согласился Федорцов, — но это мало что нам дает. Факт остается фактом — документы на эти вышки остались у него, а сами платформы ржавеют до сих пор под Баку. У нас, в общем-то, простой резон: при помощи наших капиталов реанимировать работоспособность скважин. В 1993 году они ведь давали добычу, затем были брошены и с тех пор стоят. А трубу от Баку до турецкого побережья нечем заполнить.

— Гостиница «Европейская», — объявил остановку Володя. — Осторожно, двери открываются.

Все отправились устраиваться в номерах.

Час спустя Суворов входил в приемное отделение Московского военного госпиталя им. Бурденко — заведение, знакомое многим и многим солдатам, воевавших в горячих точках. Марат привычно осмотрелся и обнаружил пожилую медсестру, дежурившую на регистрации.

— Здравствуйте, сестра, — тепло поздоровался он. — Скажите, можно ли разузнать, майор медицинской службы Гераськин все еще работает здесь?

Сестра оглядела его усталым взглядом:

— Старые раны заныли? — наметанным глазом узнала она старого солдата.

— Как раз — нет, — бодро отвечал Марат, — он меня хорошо залатал, не беспокоит.

— То-то и видно, что давно не был у нас, служивый. Полковник Гераськин теперь завотделением нейрохирургии. Сейчас узнаю, есть он на дежурстве или нет, — она принялась крутить внутренний телефон.

Узнав, кто его беспокоит, полковник приказал пропустить старого пациента во внутренний прогулочный сад. Туда и вышел к нему:

— Здравия желаю, товарищ полковник! — гаркнул Марат.

— Здравствуй, Седой, — протянул руку офицер. — Не сложил еще головушку?

— Не дождутся душманы моей смерти.

— Ну и слава богу. Как плечо?

Марат дважды был ранен практически в одно место — левое плечо. Майор Гераськин долго возился тогда, восстанавливая функции связок и сухожилий. Вместо ответа пациент продемонстрировал редкий элемент гимнастики: он упал лицом вниз, выставив вперед левый кулак, почти коснулся лицом земли, держа руку в упоре, затем резко оттолкнулся и вернулся в исходное вертикальное положение.

— Ну силен, бродяга, — оценил его акробатику врач, — вопросов больше нет. А на то, что ноет к непогоде — не обращай внимания.

— Я и не обращаю, — успокоил его Марат.

Они присели на лавочку под зазеленевшим апрельским деревом.

— Поздравляю с очередным званием, — вспомнил Марат. — А то я майора по старой памяти спрашивал. Будете здесь дослуживать, я понимаю?

— Спасибо, буду. Иначе кто вас на ноги поднимать станет? Ты благополучно живешь?

— Вполне.

— Был бы «вполне» — не пришел бы ко мне, — неожиданно в рифму получилось у врача. — Что привело?

— Старинные дела. Только сегодня узнал, что мой товарищ жив.

— Кто?

— Старлей Смирнов.

— Да он вовсе и не погибал, — удивился военврач.

— Вы не помните характера его ранений тогда — в 1995 году? Его отправили в Москву, а вы уж тоже к тому времени вернулись в «Бурденко».

Врач задумался, припоминая, и пожал плечами:

— Он был не по моей части. Состояние довольно тяжелое, странное даже… Но по линии неврологии и психиатрии. Мы проверили его, но Шеин, который его привез, плотно наблюдал сам, возился… Впрочем, как и сейчас. Вы как специально собрались — я и сегодня видел Сережу Смирнова в приемной у Шеина, поздоровались издалека. А что тебя смущает?

Марат закурил, чтобы замаскировать паузу.

— Понимаете, Игорь Иванович, нас услали в разные стороны, а вернулись мы порознь, но практически в одиночку — все тогда погибли. Он много дней по горам пробивался к своим, тяжело контужен был. Вообще, многодневные бои и преследование в горной местности — штука тяжелая… Говорили, у него воспаление мозговых оболочек было и что не выжил он.

Доктор вытаращил глаза: