Горячий сезон - Александр Александрович Тамоников

Ничего не говоря, Валентин застыл, вслушиваясь и всматриваясь в темноту. Так он стоял довольно-таки долго, а затем вполголоса произнес:

— Кажется, никого. Пойдем, поможешь мне…

Он подошел к багажнику автомобиля, на ощупь открыл его и, вытаскивая оттуда какие-то свертки, велел Сергею:

— Принимай!

Свертки были нетяжелыми.

— Что там? — не удержался от вопроса Сергей.

— Акваланги, — буркнул Валентин.

— Какие акваланги?

— Не знаешь, что такое акваланг?

— Знаю. Но…

— Бери четыре упаковки, я тоже возьму четыре! И пошли. Старайся ступать тихо, чтобы никто не услышал. Акваланги нужно спрятать.

— Но зачем?

— Я сказал — спрятать! — прошипел Валентин. — Остальное не твое дело! Я присмотрел тут надежное местечко.

Надежное местечко находилось почти у самой береговой черты в расщелине скалы. То, что это была расщелина, Сергей видел довольно-таки отчетливо — его глаза уже привыкли к темноте.

— Лезь в расщелину! — приказал Валентин. — Ты щуплый, протиснешься.

— Темно тут… — неуверенно произнес Сергей.

— Я сказал, полезай! Без рассуждений!

Обдирая руки и коленки, Сергей протиснулся в щель. В темноте делать это было неудобно, да и опасно, но выбирать не приходилось.

— Принимай! — едва слышно произнес Валентин. — Складывай аккуратно! Ты меня понял? — И принялся пропихивать в щель свертки один за другим, все восемь.

— Быстрей! — то и дело шипел Валентин. — Что ты там возишься!

Наконец все свертки были уложены. Провозились довольно-таки долго, ибо расщелина была узкой и в ней едва можно было повернуться. Когда Сергей выбрался обратно, ладони и локти у него кровоточили, брюки на коленях были изодраны, сами колени также кровоточили.

— Живо садись в машину! — скомандовал Валентин.

Сергей сел, машина тотчас же тронулась. Ехали, не включая фар, можно сказать, наугад. Лишь когда въехали в город, Валентин включил фары. Вскоре подъехали к дому, в котором снимал жилье Сергей.

— Приехали! — сказал Валентин. — И помалкивай! Ты меня понял? Никому ни слова! Ни о каких аквалангах ты ничего не знаешь! — Он помолчал и добавил, будто о чем-то сожалея: — Я бы управился и без тебя, да не пролез бы в расщелину. Так что держи язык за зубами, если не хочешь, чтобы его оторвали вместе с твоей головой. Ты меня хорошо понял?

— Понял, — пробормотал Сергей.

Он совсем уже собрался выходить из машины, но Валентин его остановил:

— Я не все еще сказал! Утром поедешь в Феодосию.

— Зачем? — удивленно спросил Сергей.

— Поедешь в Феодосию, — повторил Валентин, — и будешь там до тех пор, пока не встретишься с человеком…

— С каким человеком?

— Каждый вечер, с девятнадцати ноль-ноль и до двадцати трех ноль-ноль, ты будешь сидеть на скамеечке напротив Дома-музея Айвазовского, ни на минуту никуда не отлучаясь. Ты меня понял — никуда не отлучаясь! Где этот музей, спросишь у местного населения. Да, в общем, тут и спрашивать не нужно — его видно отовсюду. Будешь сидеть и ждать, пока к тебе не подойдет человек…

— Какой человек?

— Не знаю! Может, мужчина, может, женщина… Подойдет и спросит: «Вы не скажете, чайки уже отложили яйца в гнездо?» На это ты ответишь: «Да, отложили. Скоро должны вылупиться птенцы». Запомни эти слова хорошенько и ничего не напутай! После того как ты дождешься того человека, о котором я тебе толкую, мигом возвращайся в Севастополь и найди меня. Ты все понял?

— Да, но у меня не распродан товар, — промямлил Сергей. — Парфюмерия…

— Товар подождет! — повысил голос Валентин. — Делай, что тебе велено! Деньги, вырученные за парфюмерию, можешь не отдавать. Пошикуешь на них в Феодосии.

Сергей хотел что-то спросить или, может, возразить, но Валентин опередил его:

— Ты, конечно, можешь и не ехать в Феодосию, дело твое… Но тогда ты обязан вернуть мне долг. Утром. В полном объеме.

— Я поеду, — помолчав, сказал Сергей.

* * *

На следующее утро он отбыл в Феодосию. Ему решительно не нравилась ни сама поездка, ни то, что он должен будет сделать в Феодосии. Было во всем этом что-то нехорошее, смутно пугающее. Что за человек должен к нему подойти? Почему именно такие слова он должен сказать Сергею, а Сергей в ответ — именно такие? Прямо как в шпионском кино… А тут еще припрятанные ночью в расщелине акваланги. Зачем их прятать, для кого? Что все это значит?

Конечно, вполне могло быть и такое, что все эти непонятности и загадки имеют какое-то отношение к коммерции. Ведь откуда-то добывает Валентин всякий дефицит! Сергей понятия не имел, как этот дефицит добывается. Может, и с помощью тайных встреч и таких же тайных слов, похожих на пароли. Но тогда при чем тут спрятанные акваланги? На морском дне, что ли, находится тот самый дефицит? Смешно и непонятно…

…Человек, о котором говорил Валентин, подошел к Сергею лишь на третий вечер. Это была молодая миловидная женщина. Вначале она присела на другой край скамейки, долго смотрела на вечернее море, провожала взглядом беспечно разгуливающих по набережной курортников. А затем придвинулась к Сергею и произнесла:

— Хороши крымские ночи, не правда ли?

— Да, — односложно ответил Сергей.

— Одно плохо — ночью нет над морем чаек, — сказала женщина. — Не слышно их криков. Мне так нравятся чайки и их крики! Чайки такие милые птицы! Вы не знаете, они уже отложили яйца в гнезда?

Сергей вздрогнул — это были те самые слова, ради которых он и прибыл в Феодосию. И вот он их дождался. Их произнесла молодая красивая женщина.

— Да, отложили, — хрипло произнес Сергей. — Думаю, скоро должны вылупиться птенцы.

— Как хорошо! — мечтательно произнесла женщина. — Я так люблю маленьких птенчиков! — Она помолчала и произнесла уже другим тоном: — Сейчас я уйду, а вы посидите здесь еще полчаса. На всякий случай. Чтобы никто не подумал, что мы с вами о чем-то договорились. Примите скучающий вид, сидите спокойно. Вслед мне не смотрите. — И она тотчас же ушла, смешавшись с вечерним гуляющим народом.

Сергей добросовестно просидел полчаса. И в самом мрачном расположении духа. Почему он должен был сидеть еще полчаса? Почему ему нельзя было смотреть вслед таинственной женщине? Почему никто не должен заподозрить, что он с этой женщиной перекинулся какими-то дурацкими фразами? Вся эта загадочная кутерьма не нравилась ему все больше и больше. Она его пугала. Он невольно усматривал в ней что-то такое, что могло для него закончиться страшно и скверно. Особенно его пугало то, что он, как ни старается, не может свести концы с концами и уяснить, что же все это на самом деле значит. Внятного ответа у него не было, были лишь смутные догадки. А догадки — это