Ложь на крови - Александр Александрович Тамоников

на каждом углу о нашей службе. О том, где ты служишь. Такие вещи всегда надо говорить к месту. Понял?

— Так точно.

— Вот и умница.

— Это из-за того, что на СМЕРШ многие косо смотрят? — напрямую спросил Митьков.

— Не только. Иногда это может навредить работе. В прямом смысле. Могу тебе примеры привести, если не веришь.

— Верю, Дмитрий Федорович. Но все же расскажите. Чтобы я знал.

— И то правильно. — Капитан огляделся. — Ладно, пошли. А то нам еще шагать и шагать. А по дороге я тебе расскажу.

* * *

Путь до расположения роты занял у офицеров не так уж много времени. Попутных машин им по дороге не попалось, поэтому расстояние до места назначения они проделали пешком. Юркин рассказывал Митькову о разных нюансах их работы, парень в ответ задавал уточняющие и не только вопросы. Даже со стороны они могли сойти за двух старых добрых приятелей, толкующих о том о сем, поэтому в части их встретили не слишком настороженно. Хотя командир, увидев удостоверения контрразведчиков, немного напрягся, и его тон, поначалу слегка добродушный, стал сухим и деловым.

— Захаров, значит, — задумчиво проговорил он. — Был такой, слышал о нем, но не застал. Меня назначили после того, как подполковник Кузьменко попал с ранением в госпиталь.

— Значит, вы не из местных? — Капитан качнул головой в сторону стоящих неподалеку бойцов. Они беседовали на воздухе.

— Нет. Меня направили из другой части. Да и эту роту, можно сказать, заново сформировали.

— Неужели фрицы всех положили? — поинтересовался старший лейтенант.

— Бóльшую часть. Чуть в окружение всех не взяли, еле выбились. Хорошо, подмога успела прийти, отогнали фашиста. А их там было солидно. Сам не видел, но бойцы, которые уцелели, как один мне все рассказали.

Дмитрий нахмурился.

— Что же, они, получается, неожиданно напали?

— В том-то и дело. — Командир закурил. — То ли заслали разведку к нам в тыл, то ли выдал кто-то. Но ударили знатно.

— Понятно, — сказал капитан. — А кто-то сейчас в роте есть из «старичков»? Ну, из старого состава?

— Старший сержант Никитин, с сорок второго здесь воюет. Сержант Ахметов. Он как раз за несколько дней до того случая к нам прибыл с новобранцами. Потом сержант Малинин. Еще младший сержант Литяк, связистка. Еще…

— Думаю, хватит, — перебил собеседника Юркин. — Нам очень надо с ними поговорить.

— Как скажете, — кивнул командир, хотя это было явно ему не по душе.

— Да вы не волнуйтесь, — сказал Михаил. — Нас интересуют не они, а Захаров.

— Да я понял. Идемте.

Офицеры решили разделиться. Капитан взял на себя Никитина и Малинина, а его подопечный — новобранца и связистку. Беседы тоже вели порознь.

Старший сержант Никитин смотрел на Дмитрия спокойно. Он был ровесником капитана, но внешне был полной противоположностью — высокий, привлекательный, уверенный в себе. Про таких говорят, что они пользуются успехом у женщин. Узнав, что контрразведчика интересует его бывший сослуживец, Никитин покачал головой.

— Что вы можете о нем сказать? — спросил Юркин.

— Смотря что вам нужно, — ответил старший сержант. — Что он собой представляет или вас интересует его биография?

— И то и другое.

— Биографию его я особо не знаю, потому что Паша сам о себе почти ничего не рассказывал. Так, если где случайно словечком обмолвится.

— Скрывал? — оживился капитан.

— Не знаю. Возможно. Говорил, что его призвали из Ростова, но я полагаю, что родом он не оттуда.

— И почему вы так решили?

— У ростовчан очень характерный говор. Моя сестра вышла замуж за человека из тех мест. И у него особый говор. А Паша так не говорит.

«Вот и еще один это подметил, — подумал Дмитрий. — Почему же Захаров скрывал, что он из Астрахани? Возможно, скрывал что-то из своего прошлого».

— А еще что знаете? — продолжал допытываться Юркин.

— Вроде бы он работал на заводе.

— А семья, родители?

Никитин потер подбородок.

— Вроде бы Паша был женат.

— Вроде или был?

— Не знаю, — развел руками старший сержант. — Но ни я, ни другие ребята, мы не видели, чтобы он писал кому-то письма. И чтобы получал их. Мы-то пишем. Даже у кого ни родных, ни жен, те пишут друзьям. Или девушкам, которые письма на фронт присылают. А Паша… нет, не припомню.

— И что же, у него никто не спрашивал, почему он никому не пишет или почему не пишут ему?

— Почему же, спрашивали, конечно. Паша тогда ответил, мол, он-то пишет, но очень редко. А про жену он сам как-то сказал. Но, как я понял, жена — бывшая. У нас девочки-связистки поинтересовались, а Паша отшутился, мол, дело прошлое, и на другое разговор перевел. Я поэтому и подумал…

— А что скажете о нем как о человеке?

Старший сержант помолчал.

— Сложно сказать, — выдал наконец он.

— Скажите как есть.

— Как бы вам это объяснить, товарищ капитан? Вот, знаете, есть такие люди, которые с виду вроде бы ничего. В том смысле, что о них нельзя ни подумать, ни сказать ничего плохого. Но почему-то они отталкивают от себя, понимаете?

— Как будто человек с гнильцой, — подсказал Юркин.

— Ну, да, нечто вроде того. Вот и Паша мне таким казался. Вроде бы и приветливый, и общительный, но что-то вот такое было… — Никитин пощелкал пальцами. — Наверно, так, как вы сказали.

— А вы знаете, как Захаров попал в плен?

— Нет. Честно говоря, я об этом узнал, когда вы пришли. Думал, что Паша погиб. Его ведь тогда отправили в составе разведгруппы в тыл противника. Оттуда не вернулся никто, кроме командира, младшего лейтенанта Васильева. Но и он потом в госпитале умер от ран. Говорили, он тогда чудом вырвался из немецкого тыла, но… — Собеседник развел руками. — Сил добраться до наших ему хватило, а вот выжить нет. Жаль его. Веселый человек был.

Сержант Малинин оказался не столь разговорчивым. Молодой человек угрюмо смотрел на капитана и отвечал односложно и неохотно. Но Дмитрий не обращал на это внимания. В конце концов, он тоже не червонец, чтобы всем нравиться. Да и контрразведчиков, откровенно говоря, любили далеко не все. Как на гражданке милицию. Единственное полезное, что удалось выудить, — то, что Захаров, по словам сержанта, был немного трусоват и жаден. Правда, брошено это было вскользь, но капитан намотал себе на ус. В остальном все сказанное Малининым не расходилось со словами его ранее допрошенного сослуживца.

Зато Митькову повезло чуть больше. Первой, с кем он говорил, была связистка Вера Литяк. Несмотря на то что со старшим лейтенантом они были примерно одного возраста, в русых волосах молодой женщины обильно пестрела седина. А еще она много курила: за время разговора младший сержант выкурила с десяток папирос, если не больше. Манера общения у нее была немного развязной,