Белая кровь Тавриды - Александр Александрович Тамоников

сказал Гадюкин. – До войны окончил строительный техникум. Оттого, наверно, и определили командиром саперного взвода.

– А, так ты сапер!

– Да, сапер.

– Значит, и с подрывным делом знаком?

– Знаком.

– Это хорошо… – Кулак неспешной походкой прошелся по тесному кабинетику. – Если, конечно, ты не врешь.

– Это легко проверить, – отозвался Локоть. – Тут соврать не так-то и просто.

– В самом деле, – согласился Кулак. – Что ж, проверим… Да вот только это не самое главное. А главное в том, вдруг ты, землячок, совсем не тот, за кого стараешься себя выдать? – Кулак остановился напротив Гадюкина и, состроив свирепое лицо, глянул ему в глаза.

– Ни за кого я себя не выдаю, – пожал плечами Гадюкин.

– А ты это докажи!

– Это вы должны доказывать, а не я, – сказал Гадюкин.

– Храбрый, да? Грамотный? А если докажем?

Гадюкин ничего не сказал. Помолчали.

– Ладно, – наконец проговорил Локоть. – Чем мы тут занимаемся – слышал?

– Да, офицер говорил…

– И что же, ты согласен? – спросил Локоть.

– Согласен на что? – не понял Гадюкин.

– Отправиться в советский тыл и что-нибудь там взорвать. Или кого-нибудь застрелить, – пояснил Локоть. – Короче, совершить диверсию.

– Согласен, – глухо ответил Гадюкин.

– Глянь, Локоть, он – согласен! – хмыкнул Кулак. – Все вы, пока здесь, согласны, а как дойдет до дела… Или, может, ты считаешь, что мы не знаем твоих потайных думок? Еще как знаем! Вот ты сейчас размышляешь: соглашусь, мол, для видимости, а когда попаду на советскую территорию, так сразу же и сдамся НКВД! А коль добровольно сдамся, то Советы и простят. И проведу я таким-то макаром дураков немцев в два счета! Я правильно угадал твои мысли? Можешь даже ничего мне и не отвечать. Я и без того знаю, чем вы все дышите и что вы думаете. Много вас здесь перебывало! А потому мы всех вас видим насквозь! И ваши думки нам известны!

Кулак умолк, примостился на подоконник и забарабанил пальцами по стеклу.

– Перед тем как отправлять тебя в советские тылы, – сказал Локоть, – мы возьмем с тебя подписку о сотрудничестве. И еще ты дашь устное согласие сотрудничать с Германией, а мы снимем его на кинокамеру. Чтобы у тебя, значит, не возникало никаких иллюзий насчет того, что НКВД тебя примет, обнимет и простит. Предательство энкaвэдэшники не прощают. Сам, наверное, слышал…

– А и это еще не все, – проговорил Кулак. – Недавно в Красной армии появилась одна интересная контора… Называется – СМЕРШ. Что означает смерть шпионам. Слышал о такой?

– Нет, – сказал Гадюкин.

– А это и не важно – слышал ты или не слышал, – махнул рукой Кулак. – Главное, что она есть. Смерть шпионам! То есть они там будут бороться с вашим братом шпионом и диверсантом. Как бороться? Расстреливать на месте без суда и следствия. Сталин так и сказал – никакой пощады! Так что оставь свои думки насчет братских объятий в НКВД. Не будет тебе никаких объятий и никакого прощения.

Сообщение о неведомой Гадюкину службе, название которой СМЕРШ, произвело на Ивана должное впечатление. Можно даже сказать – угнетающее впечатление. Конечно, вполне могло статься, что эти двое – Кулак и Локоть – лгали, чтобы запугать Гадюкина. А если не лгали? Тогда получается, что действительно – нет Гадюкину никакого возврата. Даже если бы он того и хотел. Но что ж поделать… Жизнь у человека и в самом деле одна. И не желает он, Иван Гадюкин, умирать по собственной воле. Он хочет жить. Кто может его осудить за это? Только он сам себя. А он не желает себя судить. Он хочет жить.

Глава 6

Ивана Гадюкина зачислили в отряд диверсантов. Теперь он был уже не пленным, а курсантом. Его одели в форму немецкого солдата – разумеется, без каких-то знаков отличия. Вместе с ним курсантами стали и другие пленные. Правда, не все, а чуть больше половины из числа тех, кого привезли из лагеря. Куда подевались остальные, Гадюкин не знал, да его это и не интересовало.

Жили все курсанты в том же самом помещении с нарами, куда их поместили в первую ночь. Вернее сказать, ночевали, да и то не всякую ночь. Потому что все дни и большая часть ночей были заняты учебой. Курсантов обучали взрывному делу, учили обращаться с рацией, действовать ножом, стрелять в любых условиях и из любого положения и многим другим шпионским премудростям. Конечно, большую часть всех этих наук курсанты, так или иначе, знали и без того. Как-никак все они в недалеком прошлом были солдатами, воевали. Но тут их готовили не к атакам и не к окопным сражениям, а натаскивали на совсем другие дела. Ну а где другое дело – там и своя особая специфика.

Отдельным пунктом учебной программы было обучение умению обращаться с различными ядами. Здесь, конечно, также были свои хитрости, тонкости и премудрости. Учили и другим хитрым наукам – всего вот так запросто и не перечислишь.

Диверсантская школа находилась в румынском городе Констанца. Можно сказать, что Иван Гадюкин с самого начала правильно определил место своего пребывания. Тут тебе и теплый климат, и море, и прочие условные радости курортного морского побережья.

Впрочем, никаких конкретных удовольствий от своего пребывания в Констанце курсанты не испытывали. Что с того, что здесь – море и курорты? Все равно их не выпускали за пределы учебного центра. Хотя многие курсанты о том и намекали, и просили у начальства открытым текстом. Но получали неизменный ответ: диверсантские курсы – ускоренные, впереди предстоит сложная работа, а потому не время разгуливать по пляжам и прочим увеселительным местам.

Единственное удовольствие, которое изредка позволялось курсантам, – это выпивка. Да и то нечасто и не сказать чтобы в больших количествах. А так – лишь от случая к случаю и в умеренных дозах. А потому от такой выпивки и радости-то особой не было. Но от нее не отказывались, потому что – чем еще можно было скрасить однообразное существование и унять постоянные тревожные думы?

А думы были. Тяжкие, гнетущие, выматывающие душу, не дающие по ночам спать, вызывающие озлобление непонятно к кому и по какому поводу… Никто не говорил курсантам конкретно, что их ожидает в недалеком будущем. Намекали лишь, что они должны быть готовы к выполнению задания в любой час и миг. А вот какого именно задания, в какой стороне и местности – того им никто не говорил.

И это угнетало пуще всего. Неизвестность – она всегда угнетает.

* * *

В один из таких вечеров, когда курсанты