Эдриан Маккинти - Миг - и нет меня

— Ты считаешь, это сработает?

— Несомненно, Фергал, земляк мой любезный. Кто бы сомневался! Твоя внешность и своеобразный ирландский юмор сделают тебя неотразимым в ее глазах.

Фергал допил свое пиво и действительно пошел к девице. Я ободряюще хлопнул его по спине и стал смотреть, как он произносит свою маленькую речь. К сожалению, после первых же его слов танцовщица что-то сказала. Фергал тут же заткнулся и, разочарованный и обескураженный, вернулся ко мне. Глядя на его вытянувшееся от огорчения лицо, трудно было представить, что всего пару часов назад этот парень хладнокровно стрелял в человека.

— Она говорит, что не может встречаться с клиентами. У них тут такое правило.

— Фергал, — сказал я, — тебе нравится эта женщина? Ты ее любишь? Хочешь ее?

Он кивнул.

— В таком случае скажи ей, что ты принадлежишь к древнему и благородному кельтскому роду, что тебе наплевать на какие бы то ни было правила и что если она станет твоей, ты заберешь ее отсюда, купишь ей собственную квартиру и оплатишь курс обучения на факультете теологии, а также все библиотечные штрафы. Скажи, что если нужно, ты готов вкалывать по двадцать часов в день, лишь бы она ни в чем не нуждалась и чувствовала себя счастливой. А теперь ступай, Фергал, скажи ей все это и не возвращайся, пока Виктория, то есть Победа, не окрасит румянцем твои бледные ирландские скулы.

Я слегка подтолкнул его, и Фергал снова направился к девице, а я закрыл глаза и откинулся на спинку стула. Вожделенный сон подкрался как наемный убийца, и вскоре я был уже далеко от окружавшей меня суеты.

На несколько недолгих, но восхитительных минут я оказался среди зарослей вереска и утесника. Луг слева от меня зарос белыми полевыми цветами; над болотиной, протянувшейся до отлогих голуэйских холмов, колыхали венчиками куга и камыш. Все Ирландское нагорье, укутанное голубоватой таинственной дымкой, раскинулось передо мной. Должно быть, были сумерки — утренние или вечерние, я не разобрал, — поскольку на далеком морском берегу зажглись маяки. Я успел насчитать шесть штук, прежде чем мои грезы были грубо прерваны, и я принужден был вернуться в реальный мир.

На этот раз меня разбудил Скотчи. Он просто-напросто вышиб из-под меня стул и громко расхохотался, когда я растянулся на полу, покрытом какими-то пятнами сомнительного свойства. Темный, Большой Боб и Марли тоже смеялись. Короче, ржали все, кроме меня и Лучика, который отличался сдержанностью.

— Ах ты, долбаный засоня! — сказал Скотчи. — Ты опять вырубился и пропустил самое интересное. Пока ты храпел, девчонки исполнили для нас танец на коленках.

— Угу, — подтвердил Большой Боб. — Там была одна ну просто роскошная деваха. Пальчики оближешь. Я спросил у нее, откуда она родом, и она говорит — с Таити. А я говорю: сейчас мы поглядим, что вы там таите под этими крошечными трусиками…

Я видел, что Большой Боб пытается шутить, однако падение со стула отнюдь не настроило меня на миролюбивый лад, поэтому я сказал, что каждой девице, которая станет танцевать на широких коленках Боба, сразу станет ясно, что он не «таит» там ничего особенного, кроме жировых складок.

Боб был слишком пьян, чтобы понять, в чем соль, однако он заподозрил в моих словах оскорбительный подтекст и недолго думая назвал меня иммигрантской сволочью.

Я уже готов был произнести долгий и подробный монолог, касающийся его происхождения, но Скотчи поглядел на меня и отрицательно покачал головой.

— Где Фергал? — спросил Лучик.

И действительно, Фергал куда-то исчез.

— Он ушел с какой-то рыжей шлюхой, — объяснил я.

— На всю ночь или как? — поинтересовался Темный.

— Думаю, на всю ночь, — сказал я.

— В таком случае одного мы потеряли, потому что мы, мой друг, переходим на новые пастбища, — сказал Темный и протянул руку, помогая мне подняться с пола.

— Видел бы ты сейчас свою морду, — сказал Скотчи, когда мы шли к фургону.

— Посмотри лучше на свою, пока есть на что смотреть, — огрызнулся я.

— Это угроза или я ослышался? — насмешливо спросил он.

— Это угроза, мудак, — сказал я, начиная сердиться по-настоящему.

— Ладно, болтай сколько влезет, все равно до дела у тебя не дойдет, — заявил Скотчи несколько более язвительно, чем всегда.

Я остановился, примерился и, сжав кулак, врезал ему со всей силы. Удар был хорош. Мой кулак угодил ему точнехонько в нос, Скотчи попятился и наткнулся спиной на фонарный столб.

— Козел гребаный! — выругался Скотчи и бросился на меня как тысяча диких кошек, царапаясь, кусаясь и плюясь столь яростно, что мне пришлось сделать ему подсечку. В результате мы оба повалились на землю, причем Скотчи, оказавшись сверху, продолжал вырывать мне пряди волос и вонзать зубы мне в руку.

— Ах ты, гнида! — заорал я, целясь головой ему в лицо, но прежде чем мы успели нанести друг другу серьезные увечья, нас разняли. Оба мы были в крови, а я к тому же кипел от гнева.

Темный что-то кричал, но я ничего не слышал, и даже когда в ушах у меня перестало звенеть, я никак не мог разобрать, чего он от меня хочет. Тогда Лучик взял меня за запястье и заставил вытянуть руку вперед. Темный поступил таким же образом со Скотчи, и я понял — мы должны обменяться рукопожатием в знак примирения.

Покачав головой, я попятился:

— Я не стану пожимать руку этому вшивому дерьму, Лучик! Он просто подонок, настоящий подонок, и все его предки были подонками и гребаными педиками, — сказал я.

— Учти, Брюс, я все слышал! — заорал Скотчи.

— Что, мало тебе? Получил и еще получишь! — крикнул я в ответ.

— Ну давай, давай, попробуй, сукин сын! — взвизгнул Скотчи, почти охрипший от крика.

— Эй, вы, хватит! — сказал Темный.

Он продолжал удерживать Скотчи, меня держал Большой Боб. Все это происходило неподалеку от Мэдисон-сквер-гарден; к счастью, в тот вечер не было ни концерта, ни боксерского матча, поэтому наша интермедия не привлекла внимания ни полицейских, ни любопытных прохожих.

Лучик схватил меня за плечи:

— Вот что, Майкл, сейчас ты пожмешь руку Скотчи, и вы помиритесь. Я уверен, что уже завтра ты будешь сожалеть о том, что произошло. Ты станешь звонить мне и извиняться и говорить, что не можешь поверить, как двое взрослых мужчин могли вести себя словно вздорные подростки. В конце концов, мы все знаем, что если кто из нас и понимает шутки, так это ты…

— Не хочу я пожимать ему руку, — снова пробормотал я, и не только потому, что был пьян, а из обыкновенной гордости. Лучик, однако, понимал, что если он не хочет потерять свой авторитет, он должен покончить с этим инцидентом здесь и сейчас. Улыбнувшись, он сказал спокойно, но достаточно громко, чтобы все слышали:

— Ты пожмешь ему руку, Майкл, даже если мне придется приставить дуло к твоей голове.

Я посмотрел на него. Невысокий (пять футов и восемь дюймов), болезненно худой, с дурацким зачесом и не менее дурацкими усиками, но почти без бровей, Лучик напоминал яйцеголового из научно-фантастического фильма пятидесятых годов. Мне, во всяком случае, было очень легко представить себе, как он сообщает Стиву Маккуину, что к Земле приближается таинственный Пузырь.

Подумав об этом, я сразу успокоился и даже улыбнулся.

— Это приказ? — осведомился я.

Он кивнул и слегка прищурился, что в данном случае означало не гнев, а скорее что-то вроде сочувствия.

Я еще больше расслабился. Лучик давал мне возможность отступить, не теряя достоинства. Это, кстати, было вполне в его стиле. Нет, что ни говори — Лучику можно было доверять. Он заботился о нас и жил не только сегодняшним днем, но и завтрашним, порой заглядывая на неделю вперед.

Я шагнул к Скотчи и протянул руку. К моему удивлению, он привлек меня к себе и обнял.

— Господи, какой же ты все-таки сукин сын, Майкл! — прошептал Скотчи мне на ухо прерывающимся от наплыва чувств голосом. Мне даже показалось — еще немного и он заплачет, поэтому я улыбнулся ему и слегка оттолкнул.

— Ну вот, теперь он хочет заняться со мной любовью, — заявил я для остальных, и Скотчи снова взмахнул кулаком. Он даже слегка заехал мне по макушке, но теперь это не имело значения, поскольку отныне мы были неразлучными друзьями. И действительно, мы не расставались до тех пор, пока две бутылки «Девара» спустя Скотчи не отключился в сортире бара «Мат», сохранившегося чуть не со времен «сухого закона» в западной части Виллидж, где еще можно было увидеть посыпанный опилками пол, портреты знаменитых писателей довоенной поры и «барных псов», готовых в неограниченных количествах лакать ваше пиво.

Нам нужно было как-то избавиться от бесчувственного тела, поэтому мы отправились в Бронкс, где Скотчи жил. Когда мы проезжали мимо моей родной 123-й улицы, я заметил, что сейчас уже действительно поздно и мне, пожалуй, тоже следовало бы отправиться на боковую, но Темный и слышать ничего не хотел.