Александр Бушков - На то и волки

Ознакомительный фрагмент

Заявление он преспокойно поджег зажигалкой и растер подошвой пепел.

Глава четвертая

Неприятности ходят стаями

Давно прошли те времена, когда фирмочка Кузьмича, из которой и вырос монстрик «Интеркрайт», ютилась где попало — от приведенных в божеский вид подвалов до комнаты боевой славы ДК «Машиностроитель». Данил, правда, и не застал воочию тех времен. Когда он полтора года назад появился в Шантарске, фирма уже два года как прочно осела в трехэтажном особняке купца первой гильдии Булдыгина.

Купец, несмотря на доставшуюся от предков дурацкую фамилию, болваном отнюдь не был и в дореволюционные времена держал в кулаке Шантарск, как ныне Фрол — причем, в отличие от Фрола, совершенно легально, то купая в шампанском заезжих певичек, то меценатствуя весьма осмысленно и с большой для горожан пользой. И, не исключено, обладал кое-какими экстрасенсорными способностями, о каких в Сибири издавно принято выражаться: «Знал он что-то такое, ли чо ли…» Уже в июле семнадцатого, несмотря на разгул демократии, а может, именно тому и благодаря, Булдыгин, по воспоминаниям допрошенных краеведами к пятидесятилетию Превеликого Октября старожилов, «чего-то заскучал», а в начале августа распродал все свои рудники и фабрики, лавки, дома и пароход (причем вовсе не торгуясь), выгреб наличность из банка, забрал свои знаменитейшие коллекции, чад и домочадцев — и канул в небытие, чтобы потом обнаружиться в красивом и шумном городе Сан-Франциско, малость подпорченном недавним землетрясением, где его былые американские компаньоны по торговле пушниной и добыче золотишка быстренько оформили всей этой ораве гражданство Северо-Американских Соединенных Штатов (что в те времена сделать было не в пример легче).

Вообще-то булдыгинских домов изначально было три. Один, самый большой, разломал самовольно и дочиста еще в двадцатом году комиссар Нестор Каландаришвили. Человек он был приезжий, и его горячая кавказская душа пленилась-таки побасенками о спрятанных купеческих сокровищах. Сокровищ не нашлось никаких, и обиженный чекист Круминьш, положивший было глаз на уютный особняк, где собирался устроить пыточную штаб-квартиру своего ведомства, настучал на комиссара в Москву, приписав пылкому Нестору всевозможные извращения, как политические, так и половые. Каландаришвили загнали в Якутию утверждать там советскую власть. Якуты, народ с белогвардейскими замашками, комиссара быстренько ухлопали (что их от советской власти все же не уберегло, хотя отдельно белопартизаны в Якутии и продержались аж до сорокового года — исторический факт).

Второй дом к столетию Ильича велел разломать первый секретарь обкома тов. Федянко, люто ненавидевший всякую дореволюционную архитектуру (кроме связанной с именем Ильича, ее-то из партийной дисциплины приходилось оберегать). Он разломал бы и третий особняк, но там в семидесятом обитал областной КГБ и выселяться не желал.

К девяносто первому году КГБ давно уехал в дом современной постройки, тов. Федянко всплыл в Москве помощником Бурбулиса, а в Шантарске объявился подданный США Джон Булдер (булдыгинский внук), с целой кипой юридически безупречных документов на последнее уцелевшее фамильное гнездо — и, заплатив не столь уж устрашающую сумму в зеленой капусте, стал владельцем дедовской недвижимости. А уж у него особняк перекупил Кузьмич.

Дом, после отъезда оттуда КГБ поделенный меж мелкими конторами, всевозможными собесами и обществами книголюбов, пришел к девяносто первому в убожество. Конечно, при бардаке и демократической шизофрении девяносто первого возможны были самые невероятные негоции. И все равно Данил крепко подозревал, что официальная версия событий, как водится, реальности не соответствовала. Что-то там да крылось. Либо внук, хоть и настоящий, с самого начала послужил Кузьмичу подставой за хорошие комиссионные, либо Кузьмич уже здесь взял его на крючок и обеспечил некую синицу в руках. Как бы там ни было, внук отбыл восвояси (хотя отцы города пытались в нагрузку всучить ему и дедовский пивзавод, с тех самых пор ни разу не реконструировавшийся), а особняк фантастически быстро обрел божеский вид и украсился синей вывеской с золотой эмблемой «Интеркрайта» — конь с солнцем на спине.

Здесь, конечно, располагалась только самая головка, нечто вроде генерального штаба. Кузьмич контролировал самые разнообразные фирмы, которые чисто физически было бы невозможно собрать под одной крышей — леспромхозы, деревообрабатывающие комбинаты, птицефабрику, так называемый «радиозавод», банк «Шантарский кредит», три торговых дома, транспортную фирму, турфирму, старательские артели. Ну, а «заимки» словно бы не существовало в природе…

Данил поставил машину на огороженную стоянку рядом с маленьким жемчужно-серым «БМВ» Жанны, аккуратненьким, как игрушечка. Ближайшая телекамера, присобаченная меж первым и вторым этажами, уже бдительно пялилась в его сторону, он взял с сиденья конверт, сделал ручкой в объектив и направился к двери. Дверь, понятно, была бронированная, но весьма убедительно замаскированная под старинную дубовую — фирма давно избавилась от детских болезней, в том числе и вульгарности первых лет. Что подтверждалось и обликом вестибюля — там за квадратной полированной стойкой сидел не амбал в пошлой кожанке, а элегантный молодой человек при галстуке. За его спиной — распахнутая дверь в караулку, и видно было, что там сидят еще двое в столь же безукоризненных костюмах (понятно, возникни такая нужда, эти орелики успешно выступали бы и в адидасовско-кожаном обличье, но это уж зависит от ситуации и вводных).

— Происшествий нет, — «пятый» встал и чуть склонил голову. — Иван Кузьмич о вас три раза спрашивал.

— А я — вот он… — проворчал Данил, кивнул охранникам в караулке и пошел на второй этаж.

Попадавшиеся на дороге здоровались, как всегда — спокойно и вежливо. Ни тени нервозности, ни единого встревоженного или обеспокоенного взгляда. И он понял, что о Вадиме еще не знают. Следовательно, не подозревает о случившемся и Кузьмич. Значит, милиции здесь еще не было, а это несколько странно, пора бы им и нагрянуть с деликатной беседой…

Распахнул дверь вычислительного центра, молча кивнул Ольге. Она улыбнулась, быстро встала, выпорхнула в коридор. Оправила белый халат, тряхнула темными волосами:

— Ты куда улетучился ранней порой? Из собственной квартиры так исчезать — это уже пошлость…

— А ты что, ничего не слышала?

— Что, стреляли? — фыркнула она.

— Из базуки, — он улыбнулся вполне безмятежно. — Да пустяки, приехал Равиль и сдернул с подушки, были дела на товарном дворе… Тебе привет от Светки Глаголевой. Я к ним на фирму заезжал.

— Вадим, часом, не у нее похмеляется? Что-то запропал, ищут его…

— Когда это он похмелялся? — пожал плечами Данил. — Должно быть, форс-мажор какой нарисовался… — Он подал ей конверт. — Вот что, золотце, просмотри-ка бегло эти дискетки, скажешь потом, что на них нарисовано, а я бегу к Кузьмичу…

В приемной, обставленной трудами братской словенской фирмы, одиноко сидел крепыш в широченных полосатых брюках и черной кожанке. Здесь такой экземпляр, Данил смекнул моментально, мог оказаться в одном-единственном качестве — охранника пребывавшего в кабинете Кузьмича визитера. Захожий бодигард старательно нажевывал резинку и поливал Жанну восхищенно-вожделеющими взглядами, что она великолепнейшим образом игнорировала. От нее веяло ледяным холодом и недоступностью, как от Эльбруса. Вряд ли пацан знал слово «светский», но Жанна определенно подавляла его утонченно-доскональным обликом светской дамы, и строить словесный мостик он вряд ли успел осмелиться.

Высший пилотаж для секретарши — это с блеском совмещать все мыслимые функции: и любовница босса, и визитная карточка фирмы, и незаменимый в работе кадр. Жанна совмещала. Не без блеска. За что удостоилась личной охраны — ибо хорошая секретарша посвящена в секреты фирмы едва ли не лучше босса, а наехать на хрупкую красотку не в пример легче и проще…

— Иван Кузьмич вас очень ждет. Но у него посетитель, — сообщила Жанна. — Подождите, пожалуйста.

Произнесено это было не без почтения — несмотря на всю свою упаковку, неглупую головку и положение первой фаворитки, она кое в чем осталась простой девочкой «с Киржача», попавшей в частный бизнес чуть ли не с выпускного бала, от папы-слесаря и мамы-ткачихи. И Данила немного побаивалась. Давненько, на пикнике, Кузьмич шутки ради обрисовал ей Данила как простого советского Рэмбо, всю сознательную жизнь свергавшего во всех концах света реакционные режимы и вместо утренней зарядки резавшего «зеленых беретов» по три штуки зараз. Жанна, не мудрствуя, поверила — в той среде, где она выросла, КГБ был чем-то невыносимо таинственным и пугающим, как «земли псоглавцев» на древних картах…