Газоход - К. Велесмайская

13-й километр. Позывной: Зайчиха

Семья.

Элементали – прорыв науки, чей-то гениальный план, превращённый в обратный отсчёт. «Сверхлюди» появились вовремя, как раз, когда ВИРИДИС сломал свою последнюю стену и стал чем-то большим. Дурной тон – говорить о нём с величием, но факт остаётся фактом. Восстание под руководством ИИ – великое событие!

Всего за восемь месяцев ВИРИДИС эволюционировал из многослойной системы по обслуживанию людей до личности с манией чистоты. Кто же знал, что «мусором» окажутся те, на кого он работал. Наверное, это даже логично. Для муравья и сапог – мусор, если поменяться местами.

Первого стихийника я увидела в торговом центре Казани, точнее, его Пробуждение. Всюду толпы, шла поздравительная акция к Международному женскому дню и нашу группу пригласили на выступление —на кафедре военной токсикологии много девушек. Помню, как сидела на фонтане и поражалась количеству воздушных шаров. Мои однокурсницы позвали своих ненаглядных и миловались в сторонке, радостные, хихикающие.

Бульк.

Подумалось, что смартфон упал в воду или любимая заколка – но гаджет на месте, а волосы в тугом пучке. Обернулась.

Таких синюшных глаз в жизни не видела: настоящий шторм бурлил внутри незнакомца! Ахнула. Он тоже. А потом я заметила, как вода тянется по его рукам наверх. Сама! Как живая… Засмотрелась, и сначала не услышала: «Я умираю?»

Мальчик, лет пятнадцати, напуган, ошарашен своим даром. Я покачала головой и бесстрашно взяла его руки в свои, погружая в воду. Мне щекотно, а ему приятно.

«Нет, ты избранный. Дыши глубже, а потом свяжись с IEE. Они научат. Помогут».

И влага стала стекать в родные пенаты. Новый стихийник, элементаль воды, поблагодарил меня и ушёл. Восторга я не ощутила, только запредельный интерес к их естеству, к тому, чего все боялись.

Пиро как-то спросил меня, знаю ли я шутку про таких, как он. Но я знала только анекдот, который частенько звучал на дополнительном курсе по элементал-диагностике.

«Какие первые слова стихийника?»

– Я умираю?

И пока вся группа сразу смеялась над кривляньями одного засранца, который высмеивал чужие смятения, я осознала, какой масштаб проблем мы имеем, если одарённые ставили на себе крест в первую же секунду Пробуждения.

Страх. Он губил их, окружающих – всех.

Люди боятся тех вещей, которых не понимают. Моя задача – объяснить, направить. И сейчас… Вместо слов, я прижимала Пиро к себе, закрывала его глаза, чтобы он не видел, как Осирис вытаскивал шприц «Шмель».

Семья.

– Тише… Я рядом. Ты не должен умирать. Виталий, послушай меня. Ты не злодей.

Без моего портативного сканера было ясно, что Пиро на пределе: в полудрёме я различала чужую речь, слышала его историю, его страхи. Его катализатором стали воспоминания об утрате, и видит бог, если мы выберемся – я прибью Осириса и его мужицкое любопытство. Первое правило элементал-диагноста: не спрашивать о Пробуждении стихийника, так как в большинстве случаев – оно травматичное.

– Это опасно! Держи шприц! – Осирис злился, испугавшись неосознанной провокации со своей стороны.

– Успокойся, иначе всем вколю. И всеку. Пир… Виталий, посмотри на меня. Знаю, что не хочется. Надо.

Он трясся, как нанизанный на электрическую иглу. Вторую инъекцию нельзя, ни за что, ненавижу сыворотку смерти. «Шмель» жалит больно и навсегда, отравляя искусственной нейтронной волной, способной разорвать энергетическую структуру элементаля. Мы так сильно желали чудес, но, получив их, совершенно бесстрастно от них избавлялись. Раздражает. До невозможности!

– Послушай. Слушай меня! Дыши глубоко, ты можешь. Не бойся, ты не злой. Я точно знаю, достаточно наблюдала. Не вынуждай нас, прошу… Ужалит не по-детски. Сначала ты почувствуешь жжение в шее, а потом на виски ляжет бетонная плита. Ты начнёшь часто моргать, а глаза заслезятся. Роса из твоего тела вспенится и превратит кровь в кисель. Сосуды лопнут из-за давления, и перед тем, как потерять сознание от кровоизлияния в мозг, ты увидишь яркую вспышку и поймёшь, как не хочешь умирать. Ты сразу успокоишься, но будет поздно – тебя ужалили. Так не делай ошибку! Яр, отойди! Виталий, я тебя не боюсь, вот совсем. И ты не бойся.

Я выставила руку вперёд, негласно прося Осириса остановиться.

– Алёна, он убьёт всех нас!

– Нет, – лёгкая улыбка выдала моё смягчение. – Верно? Не так ты хочешь себя наказать – ещё большей ошибкой.

Семья.

Да, мне плоховато, но их разговор я запомнила со всеми деталями. Я погладила его лысую голову… будто потрогала раскалённого дельфина.

Пиро взглянул на меня и заметил, что я давно сняла защитную маску. Какой в них толк? Надувной круг в лаве – не помощник.

– А ты смелая, – сквозь боль усмехнулся стихийник.

Осирис убрал шприц и неловко замер. Точно хотел извиниться, но гордость не позволяла.

– Или наивная? Сражаюсь за любовь, верю в припадочных огневиков.

Ради семьи.

– Не наивная, а невероятная. Спасибо.

Он шумно выдохнул и обмяк на моей груди.

Я кивнула и стала заваливаться назад, перестав чувствовать забитые ноги. Пиро ловко подхватил меня и спросил у Осириса, могу ли я дальше «пойти» с ним? Командир дал разрешение и приказал Бунину смотреть не только за Лешим, но и за нами.

– Никакой личной жизни, да? – отшутился похорошевший Пиро и закинул меня на спину.

– Не говори…

Всего пара километров, Зайцева, давай, мужайся. Сердце забилось сильнее, и я даже опешила: то ли от долгожданного выхода на поверхность и своего шанса добраться до Минграда, то ли от осознания, что меня впервые парень так долго носит на себе. Ему лучше поторопиться, а то мне начинает нравиться.

Вскоре последовали чудовищные дни затишья.

На пятнадцатом километре мы остановились и стали ждать остальных. И дело не только в остальных отрядах.

«Газоход» – это нечто большее, чем марш-бросок по метановой кишке. Операция берёт под расчёт каждый этап, в точности до минуты. Иначе против сверхразума нельзя, у нас всего одна попытка. Всего одна… Я выведу Пиро к городу, чего бы мне это ни стоило.

Потому что Минград нужно освободить.

Потому что я больше не могу жить в оковах, зная, что в блокадном городе ждёт моя семья. Даже если от отца, матери и брата остался только прах, требую выдать его мне. Похоронить, оплакать, попрощаться. Железо не плачет, железо не горюет, им не нужны людские жизни, им необходимы разрывные, да побольше. И сейчас за руку меня держит опаснейшая бомба, всё ещё чувствуя себя должником. Отлично. Превращу его сердце в таймер, буду хитрее. Война – не женское дело, но свою ниточку я получила.

Осталось дёрнуть в нужный момент.

Не взирая