Тени забытых болот - Александр Александрович Тамоников

да. В общем, нашел он мужика, который хорошо заплатил за вещички, за золотишко… Я так, мельком, поинтересовался, кто это. Думал, может, кто-то из минских барыг — я же их всех знал. Но это незнакомый какой-то. А у нас в компании пара полицаев бывших отирались. Так, лопушки. Они фашистам-то собачками лакейскими служили, типа, принеси-подай. И один из них вместе с Потапом ездил вещички загонять. Ну, и рассказал, что тот скупщик немцам служил.

— Он его знал? — насторожился майор.

— Наверно. Я же не спрашивал. Мне-то до лампочки. Но вроде бы не полицаем был, а кем-то повыше. Тот мужик, в смысле.

— Не говорил, как его зовут?

— Да вроде нет. — Барсук отвел взгляд и призадумался. — А погодите. Потап, кажется, разок назвал его Паном.

Офицеры вопросительно посмотрели на Шишкина. Тот развел руками.

— В Минске не было никого с такой кличкой, — сказал капитан. — Я бы знал, чай, не один день в минском угрозыске отработал.

— Да и я бы знал, — заметил задержанный. — Он не блатной.

— Да и Потап-то сразу видно, что не блатной, — усмехнулся милиционер. — Уважаемым людям с немцами да их холуями дела иметь западло.

— Твоя правда, Филиппыч. Но не у всех же на вывеске написано, кем они раньше были.

— И где живет этот Пан? — поинтересовался Николай.

— Где-то здесь, в Липене. Потап на него тоже еще через кого-то вышел. Вещички они ему куда-то на окраину возили. Но не там, где нас накрыли. С другой стороны Липеня.

— А кто из вашей шайки опознал этого Пана? — уточнил Василий. — В смысле, звать его как?

— Петька. Ну, Петр. Который курносый и конопатый.

Судя по описанию, это был тот самый парень, который открыл дверь, когда милиция пришла брать банду.

— А фамилия?

— Не знаю, паспорт не спрашивал.

— И что он про него говорил?

— Да так, больше трепался. Мол, что хорошо его знает.

— Ладно, разберемся. Спасибо, Андрей.

— Все, Барсук, подъем, — хлопнул арестованного по плечу Шишкин. — Иди в камеру, сны свои досматривать.

Когда Осипенко увели, офицеры и милиционер переглянулись.

— Значит, Пан, — задумчиво произнес Коновалов и добавил: — Не все, стало быть, с немцами ушли.

— Поляк? — неуверенно предположил Рябцев.

— Не факт, — возразил Шишкин. — Он мог и царем-батюшкой назваться, сути это не изменило бы.

— Сергей, а ты долго в минском угрозыске работал?

— Еще с тридцатых. Ну, если совсем точно, то с тридцать второго. По комсомольскому набору пришел. Хотя, признаюсь честно, поначалу не хотел идти, думал, не мое это. А потом не заметил, как втянулся. Но это уж так, к слову. Я еще раз повторяю, никого с кличкой Пан в тамошнем уголовном мире не было. А я-то уж его за девять довоенных лет мало-мальски изучил.

— Ну, если он из Минска, то для местных мог и по-другому назваться, — предположил Василий.

— Нет резона, — возразил старший опергруппы. — Видишь ли, Вася, у уголовников тоже везде связи и, как бы поточнее сказать… — Он пощелкал пальцами. — Что-то вроде своей голубиной почты. Грубо говоря, если в Москве тебя знают, допустим, под кличкой Барсук, то и в Питере, и в других городах тоже будут знать, что ты Барсук, а не Воробей, например. Смекаешь, о чем речь?

— Смекаю. То есть он и в Минске или в каком-то другом городе мог быть Паном и здесь так же представился.

— По сути, да. Но, если честно, я сомневаюсь, что он вообще уголовник и уж тем паче «законник», то бишь вор в законе. Во-первых, такие у немцев не служили. Ну, разве что самые отъявленные авантюристы. А во-вторых, если этот Пан не был рядовым полицаем или мелким конторщиком, то тут ясно, что он — не шантрапа. Таких бы никто до постов выше тех же самых полицаев просто не допустил бы.

— Тоже верно. Сергей Филиппович, а может, допросим этого Петьку? — предложил Коновалов. — Одно дело — уголовники, а другое — немецкие прислужники. Пусть расскажет про Пана.

Шишкин побарабанил пальцами по столу и согласился:

— Можно. Сейчас его приведут.

Через несколько минут дежурный милиционер ввел молодого человека с взлохмаченными, цвета меди, волосами, вздернутым носом и густо усыпанным веснушками лицом. На окружающих он смотрел с откровенной неприязнью.

— Садись, — сказал ему Шишкин.

— Да я и так скоро сяду, — скривился парень.

— Ну, это если очень повезет, сам знаешь почему. Но это к слову. Я — капитан Шишкин Сергей Филиппович, это мои коллеги — майор Коновалов и капитан Рябцев. Ну, а тебя как звать-величать?

Задержанный помолчал немного.

— Петя, — наконец выдавил он.

— Стало быть, Петр. Прекрасно. А полностью?

— Гордеев Петр Егорович.

— Вот и славно. Ну, Петенька, давай-ка с тобой побеседуем по душам. Ты нам расскажешь все о себе да о делах своих неправедных.

Петр перевел взгляд на собравшихся в кабинете.

— Да вы, небось, и так знаете, кто я, — усмехнулся он.

— Знаем, Петр, знаем, — сказал Коновалов. — Но сейчас нас интересуешь не только ты или твои дружочки по банде, с которыми ты всякие непотребства творил, но и твои старые знакомые.

— Какие еще знакомые?

— Да вот, например, Пан.

— Не знаю такого.

— Да неужели? — расплылся в сладкой улыбке Рябцев. — Ну, мы тебе подскажем. Это тот, кому вы краденое сбывали.

— Так сбывал-то не я. Потап к нему ездил.

— Так ведь с тобой же ездил.

— Ничего подобного.

— Правда? — тут уже хитро прищурился Николай. — А вот дружки твои говорят, что ты вместе с ним товар возил. К этому самому Пану, которого ты хорошо знаешь.

— Брешут.

— Ага, прямо хором, — вмешался в разговор старший. — Ты, Петенька, плохо уголовников изучил, хоть и был с ними в одной шайке не один день. Никому неохота на себя чужие грешки брать, да и собственные тоже. Ты ведь кто? Полицай бывший. Так они с радостью на тебя всех собак повесят. Девиз «один за всех и все за одного» тут не прокатит, мил человек. Дружки тебя потопят и глазом не моргнут. Если уже не потопили. Потому что рассказали они все про твою дружбу с Паном.

— Вот же… — Петя смачно выругался.

— Говори! — резко приказал майор.

— Ладно. Да нет у меня с этим Паном никакой дружбы. Я знаю, что он немцам служил. Даже в ихней форме щеголял, когда они тут были. И все. Я с ним даже не общался толком.

— Откуда ты его знаешь?

— Довелось как-то в Минск съездить. Вот я там его и заприметил. По-русски говорил, как мы с вами, а форму таскал немецкую. И на немецком говорил хорошо. Я тогда смекнул, что он большая шишка, не то что